Два лика одиночества.
Шрифт:
Танаа не стала бы так убиваться, если бы она уничтожила проклятого лорда, например, мечом. Или если бы проломила ему голову посохом. Или застрелила из лука. Или просто свернула бы шею руками. Нет, проблема была в том, что она убила, использовав силу Искоренителя. Эта боль, это чувство вины, это желание уничтожить себя, как воплощенное преступление – было искусственным, навязанным.
– Я вижу, ты поняла, в чем проблема? – поинтересовался Раадан, посмотрев ей в глаза. Арна кивнула. – Если хочешь, я могу объяснить тебе, в чем дело.
– Объясни. Я хочу понять.
– Сперва скажи мне, почему и зачем ты хочешь это понять, – усмехнулся демиург.
Она задумалась буквально на несколько секунд.
– Если это мое желание умереть – неестественного происхождения, то есть несколько возможных объяснений этого. Первое – какая-то лично моя психологическая проблема. Второе – это чье-то вмешательство, призванное меня убить. Третье – это как-то связано с моим даром и является его неотъемлемой частью. Четвертое – это просто общий шок от первого убийства – ведь до сих пор я никогда не обрывала ничьей жизни в бою или как-то еще, только уничтожала Силой тех, кого следовало уничтожить. Но в любом случае, сейчас это убивает меня, а умирать я, объективно говоря, не хочу – не с чего. У меня есть друзья и брат, я еще молода, я хочу любить. И что самое главное – у меня есть долг. Ты ведь понимаешь, что сейчас я помню нашу первую встречу и наш тогда разговор… Так вот, в зависимости от того, какая именно причина имеет место быть, становится примерно понятно, как с этим бороться. В первом случае необходимо найти первопричину моей психологической проблемы, и тогда можно будет понять, как с ней бороться, во втором – разобраться, кто и каким именно способом пытается довести меня до самоубийства, и каким-либо способом нейтрализовать это воздействие. Что делать в третьем случае я пока что не представляю, это, пожалуй, самое сложное. Ну а в четвертом все вообще просто – я должна с помощью логики и разума убедить себя в том, что все, что я сделала – к лучшему. Хотя мне почему-то кажется, что просто не будет. Наиболее правдоподобным выглядят второй и третий варианты. Какой из них?
– Третий, – сдержанно усмехнулся Раадан. – И я бы хотел начать с предыстории. Когда-то давно, больше двух тысяч лет назад, в монастыре Дан-ри вновь появился Искоренитель. Он воспитывался Танаа с пяти лет, и потом никто так и не смог понять, почему все вышло именно так… Дело в том, что когда он в семнадцать лет покинул монастырь, всем казалось, что все в порядке, и юноша будет честно исполнять свой долг. Никто даже предположить не мог, что его жажда власти окажется столь сильной, что затмит собой само понятие долга, что ради этой треклятой власти он будет способен преступить все принципы добра и справедливости, что он станет Зверем! Ты знаешь, от силы Искоренителя защиты нет. Искоренитель может оборвать жизнь любого разумного одним прикосновением в ментале, и даже самый сильный псионик ничего не сможет сделать. Вот тот юноша и стал использовать свой Дар, чтобы добиться власти. Он быстро захватил Париас, полностью подчинив страну себе, и уже собирался пойти в империю, но к тому моменту монахи Танаа уже поняли, в какое чудовище превратился тот, кто должен был помогать миру и хранить в нем равновесие. Пятнадцать монахов разработали и провели ритуал, изменивший саму суть Искоренителя. Если человек использовал Дар для убийства того, кто не подходил под параметры жертвы Искоренителя, то Сила била по своему носителю, заставляя его умереть. Таким образом, монахи уничтожили Зверя и предотвратили повторение подобного кошмара. Это часть самого Дара, неотъемлемая и неизбежная. Если Искоренитель убивает того, кого убивать не должен, он достаточно быстро уничтожает самого себя.
– Я предполагала что-то в этом роде, – мрачно проговорила Арна. – Есть какой-то выход, или же я неминуемо должна умереть?
– Выход есть всегда, запомни это. И эта ситуация – не исключение. Но придется нелегко.
– Понимаю. Просто скажи, что я должна сделать.
– Примерно то же самое, что пришлось бы делать в четвертом варианте из тех, что ты перечисляла. Вот только не на одной холодной логике, – демиург внимательно посмотрел на Танаа. – Ты должна вернуться к своему естественному состоянию, а потом совместить в себе трезвый разум и яркие эмоции. А я помогу тебе увидеть все возможные последствия твоих действий – или бездействий. Причем достаточно далеко. Ты должна одновременно и ощущать все, что я тебе покажу, и в то же время просчитывать причинно-следственную связь, чтобы разумом поверить в то, что это все – не мои фантазии, а суровая реальность. Ты готова?
Арна на несколько секунд закрыла глаза, снимая блоки с эмативной части себя. На миг ее захлестнули боль и отчаяние, и слепое желание просто перестать быть – но Танаа усилием воли подавила это.
– Готова, – прикусив губу, проговорила девушка.
Раадан кивнул и поднялся на ноги, вынуждая ее тоже встать. Повел перед собой рукой – окружавшая их беспросветная мгла подернулась рябью, а затем и полностью исчезла.
Перед ними расстилалось графство Сайлери. Стояла облачная, но не дождливая погода. В полумиле к югу виднелась неожиданно отчетливо та самая деревня, в ворота частокола которой вечность назад постучались Арна и ее спутники. Где-то ходили люди, где-то пастух гнал скот, крестьяне работали на пашне… Но что поразило девушку, так это царящее вокруг уныние, которое, казалось, сгустившимся туманом висело в воздухе. Никто не смеялся, не радовался жизни – люди просто выполняли осточертевший им еще за много лет до их рождения труд. Вдали высилась мрачная громада замка де Карнэ, ничуть не изменившаяся с тех пор, как там жил Птица.
– Что это? – тихо спросила Арна.
– Графство Сайлери, как ты можешь заметить, – усмехнулся Раадан. – Такое, каким оно стало бы, если бы ты не успела уничтожить Птицу и Эстис успел бы тебя убить. Но это еще не все… Смотри дальше!
Мрачные, серые поля. Поля битв, усеянные мертвыми телами. Демоны, пирующие на костях убитых врагов. На косо сколоченном кресте распят умирающий Гундольф – он висит здесь уже который день, но проклятая магия Левиафана никак не дает ему наконец умереть.
Столица империи, Мидиград, охвачена пламенем. Удушающая вонь разлагающихся тел и горелой плоти. Крики боли и ужаса. Повсюду смерть, и снова демоны Левиафана…
Лес – местами полузасохший, местами заболоченный. Тяжелый валун, явно перетащенный на рыхлую землю. На поверхности камня – кривая надпись, которую через неделю-полторы смоют дожди – «Орогрим». Все коротко и ясно.
Сам Левиафан. На омерзительной морде застыла насмешка, с интересом смотрит на что-то, лежащее у его ног. Вернее, на кого-то… Талеанис умирает, из множества ран на его теле струится кровь. Из последних сил он пытается подняться на ноги, сжимая меч – но тут же падает обратно, сраженный ударом мощного хвоста. Левиафан смеется – теперь ему ничто не угрожает. Он только что уничтожил единственного, кто мог его убить.
Мир умирает. Стерты с лица земли ненавистные демону эльфийские леса, охвачена огнем несчастная империя, обращен в рабство и почти полностью уничтожен Парнас, черными пятнами ран на теле мира – выжженные орочьи степи… Вода в море обратилась в кровь. Воздух пропах смертью.
И те, кто имеет право принимать такие решения, объявляют об уничтожении мира. Золотистая сфера вокруг Мидэй-гарда наливается алым, становясь похожей на ту, что взорвал Гундольф во время несостоявшегося боя с наемниками. Диаметр сферы все уменьшается, пока ее края не входят в пространство Мидэй-гарда, и небеса мира не окрашиваются в окровавленный золотой цвет. Вспышка – и мир гибнет, гибнет навсегда…
– Видишь? Это все могло бы случиться, если бы ты не выжила, – еле слышно произносит Раадан, в его голосе – нескрываемая боль.
– Не может быть, чтобы от меня так многое зависело… – возражает она – но в ее словах не слышится уверенности, Танаа помнит предыдущий разговор с Творцом.
– Иногда даже от случайного разумного может зависеть судьба мира. Ты же – нечто гораздо большее, чем просто Искоренитель. Смотри дальше…
Накрапывает мелкий серый дождик. Человек тридцать, отложив молотки и топоры, собираются возле большого котла, висящего над огнем, молодая женщина раскладывает в миски мясную похлебку. Люди разбирают еду, рассаживаются вокруг костра, едят и о чем-то разговаривают.
– Нам совсем уже немного осталось, – довольно произносит один из них.
– Ага, через пару дней закончим – и будем уже себе дом строить, – подхватывает второй.
– А я жениться хочу, – невпопад заявляет третий. Все смеются – но беззлобно, по-дружески.
– И на ком? – интересуется кто-то.
– Вот на ней, если согласится, – чуть смущаясь, говорит потенциальный жених, указывая на перемешивающую остатки похлебки женщину. Та смеется.