Два лика одиночества.
Шрифт:
– Ты, Зерек, осторожнее со словами, а то возьму, и соглашусь!
Зерек тут же вскакивает, куда-то убегает – его провожают раскаты хохота. Но через десять минут он вновь появляется, уже верхом.
– Леда, поехали! – кричит он. Женщина смотрит на него с удивлением.
– Куда?
Зерек хохочет.
– К графу, жениться!
Несмотря на смех, по нему видно – бывший наемник абсолютно серьезен. Он спрыгивает с лошади, подходит к Леде, обнимает ее за талию. Та отвешивает ему шутливый подзатыльник.
– Ты сперва дом дострой, а потом уже женись!
Зерек задумывается на несколько секунд.
– А когда дострою, пойдешь замуж за меня?
– Пойду, – совершенно серьезно отвечает Леда и целует жениха.
Картинка меняется…
Арна сразу узнает этот дом – дом Змея, в котором они провели первую свою ночь в графстве. Дом-то знаком, а вот деревня изменилась почти до неузнаваемости – на улицах появились животные, бегают, играя, дети, несколько женщин, сидя у колодца, вполголоса обсуждают машущего топором в полусотне футов от них человека, явно не из местных. Деревня живет, и теперь она снова похожа на деревню, а не на укрепленный город, ежесекундно готовый к войне.
Действие переносится в дом Змея. На кровати Арна видит саму себя. Краем глаза она замечает, что за окном резко стемнело и уже глубокая ночь. Рядом с кроватью, на которой лежит тело девушки, прямо на полу, сидит Орогрим, сжимая в своей лопатообразной лапище узкую кисть Арны, свисающую с постели. Взгляд у орка какой-то отсутствующий, словно бы он пребывает мыслями не здесь, а в не очень отдаленном прошлом, где сестренка не лежала так, словно мертвая, на белых простынях, оттеняющих восковую бледность лица, и бегала с ним наперегонки по утренней росе, каталась у него на плечах и спала, уютно устроившись в его объятиях.
Открывается дверь, на пороге появляются Эстис и лекарь. Последний прячет глаза и, пробормотав что-то вроде: «Ну, я вас оставлю пока», выходит, осторожно закрыв за собой дверь. Граф подходит к Гриму, садится на вторую кровать.
– Она так и не пришла в себя, – негромко констатирует он.
– Как видишь.
– Уже восемнадцать дней прошло с тех пор, как она впала в кому.
– Я тоже умею считать, – огрызается орк. – К чему ты клонишь?
– Два дня назад я говорил с лекарем. Он сказал, что уже не имеет смысла дальше поддерживать ее жизнь, – безэмоционально произносит Змей, не глядя на собеседника.
Орогрим вскакивает, его глаза наливаются яростью.
– Ты предлагаешь позволить ей умереть?
– Нет. Мне кажется, она уже мертва. Здесь – только тело. Грим, она бы вернулась к нам, если бы хотела, я уверен в этом. Но она не хочет жить. Арна – это душа и личность, а здесь только пустая телесная оболочка, в которой жизни ровно столько, сколько вливают в нее снадобья лекаря. Ты должен понимать, о чем я говорю…
Орк понимает. Орк прекрасно понимает, он все еще очень хорошо помнит, как добивали раненых сородичей, неспособных дальше полноценно жить – добивали по их же просьбе. Он помнит, как шаман пронзил ножом сердце его отца, когда прошло пятнадцать дней с того момента, как старый вождь, получив страшные ранения в бою, впал в такое же состояние. Грим тогда не горевал – он знал, что дух отца уже свободен, а тело – это всего лишь тело…
Но сестренка… как такое могло произойти? Почему судьба так несправедлива?!?
Он запрокинул голову и тихо, отчаянно завыл.
– Видишь? – Раадан медленно опустился на землю. – Ты правильно поступила, уничтожив Птицу.
– Принцип меньшего зла? – Арна отвела взгляд, села рядом с Творцом.
– Нет. Принцип большего добра.
– Так что же, получается, что ради большего добра можно творить зло?
– Уничтожение Птицы не было злом, Арна. И ты сама это только что увидела. Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело от осознания того, что ты сделала. Но ты должна была это сделать. В противном случае не было бы не то что большего добра – не было бы вообще никакого добра. Ты, кажется, все еще не осознала реальность страшной угрозы, нависшей над твоим миром.
– Я поняла. Что мне теперь делать? – тихо спросила Танаа, отводя взгляд. Состояние сдержанного спокойствия и холодной логической оценки исчезло, оставив после себя чувство опустошенности и почти полной безнадежности. Но она успела понять, что на этот раз сумела преодолеть блок на убийство Силой. Осталось только справиться с последствиями…
– Для начала – вернуться к жизни.
– А что потом?
– Делай то, что должна делать. И… Арна, я знаю, что тебе еще придется использовать твой Дар не по назначению. И в следующий раз тебя это убьет гарантированно… если ты не придумаешь, чем заменить это желание умереть.
– Заменить? Но как и чем? – она снова пыталась заставить себя мыслить логически.
– Как – ты разберешься сама. Я подскажу, если что, но не более. А вот на что… Древние Танаа завязали желание убить себя на всепоглощающее чувство вины. Вот и подумай, что может… нет, не искупить вину, но оказаться достойной карой за совершенное. Какой-то откат, что-то, что не убьет тебя, а, если можно так сказать, накажет.
– Я подумаю, – Арна улыбнулась. Ее охватило странное чувство спокойствия и уверенности в правильности происходящего. Теперь все было позади… ну, по крайней мере, на этот раз.
– Вот и хорошо. А теперь тебе нужно возвращаться.
– Я понимаю… Раадан, скажи – я опять не буду помнить о нашем разговоре?
– Пока что – увы, да. Потом – возможно… – Творец грустно улыбнулся. – Ладно, котенок, иди… и будь осторожна. Помни, что я люблю тебя.
Он разжал объятия и отступил на шаг. Спустя мгновение все вокруг погрузилось во мрак, и Арна осталась в этом мраке одна.
Выждав несколько секунд, девушка закрыла уже невидящие глаза и вслушалась в собственные ощущения, затем – в пространство вокруг нее. Она думала об Орогриме, об Эстисе, о Талеанисе, о Гундольфе, обо всех тех, кто успел стать ей дорог. О том, что из-за того, что она умирает, им очень больно. О том, что случится, если она не сможет вернуться. И, через длившееся вечность мгновение, Арна почувствовала, как в глубине ее души рождается нестерпимое, невыносимое, непреодолимое желание жить! Тонкая серебряная нить, вьющаяся из ее любви, из ее души и ее крови, из желаний, мечтаний, стремлений, из тоски по близким, эта нить оплела все ее существо и устремилась куда-то в сторону.