Два писателя, или Ключи от чердака
Шрифт:
11
И мне вдруг захотелось быть на месте Марины. Захотелось свойских отношений с этим похабником из пионерского лагеря. Чтобы можно было болтать о чем угодно, забегать на запретную территорию, дразнить друг друга, обижать и осаживать. Чтоб в родительский день неожиданно покраснеть: «Вот этот, этот – наш горнист». А потом терзаться, грустить в темноте, выбирать его в «ручеек» и пропускать белый танец. И прощаться – на костре! – и обмениваться адресами. «Мама, я взяла его адрес». В десять лет с мамой так легко! «Зачем?» Соврать, если не понимает: «Напишу письмо». Да, мама, низачем, а чтоб взять у него адрес! Чтоб екнуло в груди, чтоб перед
Следующий день был моим днем рождения. Я забежала в институт, приняла экзамен у двоечников, потом поехала к Зое и опять попала на английский.
– Простите, – чинно обратился ко мне Чмутов, – вы второй день здесь присутствуете, вы тоже английский преподаете или…
Он говорил спокойно, не интонируя, как человек, умеющий обращаться с дамой в пиджаке.
– Нет-нет, моя дочь собирается в эту школу. Мы приглядываемся.
– А, пожалуйста-пожалуйста.
После урока он быстро вышел, тут же вернулся и упал передо мной на колени.
– Извини, матушка, не признал! Ты, оказывается, Лёнюшки Горинского жена, – он поднес к губам мою руку, поднял брови, завел ко лбу глаза, он прямо-таки вылез из своих глаз, заглядывая в мои! – Лёнюшка-то мне с книжкой помог, я ему в предисловии благодарность отписал. Книжка выйдет, так подпишу, подарю, – он поднялся с колен. – Чудеса, да, Иринушка?
– У меня сегодня день рождения.
– Поздравляю, матушка, поздравляю, – он говорил мягко, густо, обволакивая.
В коридор выбежали первоклассники. Чмутов пошел собирать сынка. Я заглянула к ним в раздевалку:
– Говоришь, я Лёнюшки Горинского жена? А еще-то я кто?
– Хочешь, чтоб узнал? – он глянул сухо, серьезно.
– Да, хочу.
– Ну ладно. Еще спознаемся.
Через пять минут за нами заехал Лёня. Вслед выскочил мистер Дон Кихот:
– Как, уже уходите?
– Да, у меня сегодня день рождения.
– И вы потратили его, чтоб наблюдать наше безобразие? Вам понравилось? Вы слышали Танины стихи?
Зоя с Лёней уже сели в машину, я топчусь рядом, Пьюбис, ссутулившись, жестикулирует на крыльце и кажется мне гигантским морским коньком.
– А про свободу, про философию щуки, вы заметили этот подтекст? – он подносит к глазам длинные гибкие пальцы, откидывает назад свою легкую гриву, томно щурится. – Вы почувствуйте, как это тонко: чтобы щука исполняла желания, ее надо отпустить. Гениально!..
Я киваю, уношусь мыслями и вспоминаю, как в последний раз фаршировала рыбу. С головой в магазинах была только мойва – я скрестила рыночную щуку с безголовым магазинным судаком, а гостям предлагала выбрать, какое имя больше подходит гибриду – щу-дак или су-ка?
– …Гениально!
Теперь мы не собираемся дома, одной готовить неинтересно, а Лёня… Позавчера он спросил, перекрикивая свой утренний фен:
– Так ты решила что-то по пятнице?!
– По какой еще пятнице?!
– У тебя же в пятницу день рождения?!
Я обиженно промолчала. И вот подарок – он бросил свои дела.
– А поехали в «Таинственный остров»?
«Таинственный остров» открылся недавно, это модно и дорого, там должны быть аттракционы – это место для всей семьи. Мне хочется позвать гостей. Мы заезжаем за Лёлей в садик, отменяем Машины курсы, звоним Майорову: «Бери Рому с Мариной». Он отказывается – как всегда! Я выхватываю у Лёни трубку:
– Андрей, ну что тебе стоит! Там хорошая кухня и детский боулинг!
– Ирин, считай, что у меня социофобия. Я ботинок своих в чужой прихожей стесняюсь.
– Там не надо снимать ботинки,
– У меня только-только башка прошла, я картинку начал рисовать, три вечера подряд субфебрильная температура…
Это все. Субфебрильная температура Майорова – приговор любому празднику.
Подъехав, мы с силой дергаем дверные ручки, с недоверием читаем вывеску и убеждаемся, что сегодня днем «Таинственный остров» закрыт. Я посылаю Лёне взгляд стоило ли так упрашивать Майорова. Лёлька хнычет, мы отправляемся в помпезный «Белый пароход», у нас есть единственный гость – водитель Толик.
В огромном зале с позолоченной лепниной нет никого, лишь пальмы и попугаи. Толик, не притрагиваясь к меню, бросает Лёне: «Как всегда». Зоя с Лёлей вопросительно смотрят на папу. Когда появляется официант, наша Машенька, претендентка на золотую медаль, не успевает изучить даже список закусок в увесистом фолианте. Толик тычет пальцем в лощеный лист:
– Вот эту рыбу, фиш по-еврейски, я ел у Вовки на свадьбе, только с яйцом, внутри крутое яйцо. Я ем и думаю, ну как же щука яйцо заглотила? Вот ведь пень!..
Он обводит нас взглядом, кивает, взмахивает руками, как дирижер. Правой, криво сросшейся после аварии, выписывает затейливые петли.
– Мне мужик на парковке сказал: «Толик, у тебя теперь рука, как лицо у Фредди Крюгера».
Наш водитель столкнулся с лосем на дороге, перенес несколько операций, полтора года ходил с аппаратом Илизарова. Исполнив вступление, он привычно солирует.
– Я когда в таксопарке работал, денег было как грязи. Печатка на пальце, джинсы и с€або. Таких с€або в городе вообще не было ну ни у кого! А потом их украли. Мне их так жалко было, ну очень мне их было жаль… – он будто и вправду расстроен: – О чем я думал, девчонки, я сейчас просто не понимаю, о чем я думал?! Все вещи по друзьям растерял. Мне ж ночевать было негде! Шел и не знал, где я сегодня ночую. Мамка, как приеду домой, грибов с собой даст, рыжиков соленых, маслят маринованных, а я все спорчу! Ну кто я был? Солома прелая! Залил бы подсолнечным. Мамка горбатилась, собирала…
Мы осторожно пьем холодные соки, долго ждем, пока подадут закуски, испуганно поглощаем дорогую еду. Шутим вполголоса, за окнами тихо – пруд во льду и морозный белый день.
– Ирин, прикинь, здесь было первое варьете! Ты же тогда уже была в Свердловске, нет?
Прикидываю: да, уже была – с грудной Машей, мне было не до варьете.
– Ну что мы видели раньше? А я с армии. И деньги были. Ужинал. Короче говоря, я стул поставил вон там, – он жует и тычет в пространство вилкой с наколотым масленком, – вон там, в проходе, чтоб лучше видеть. А девчонка, танцовщица, со сцены спрыгнула и в зал как помчится… У нее по танцу такой пробег. Прямо на меня. Я растерялся, а она – раз! – и ногу подняла. Махнула ногой вот так! – Толик машет кривой рукой, масленок срывается с вилки, – и дальше побежала. Я сам не свой три дня ходил, глаза закрою, и так мне хорошо… А даже и глаз закрывать не надо!.. Потом у меня была тут одна, из кордебалета, сменщикова любовница. Сменщик просит: «Толик, прикрой» – и жене свистит: «Лида с Толиком! Я чист, как мытая посуда!» Она даже удивилась: «Я думала, Толик, ты еще мальчик». Короче говоря, стали мы с этой Лидой. Она мне рассказывала. Как она с тем артистом, как с этим. С Джигарханяном как. А у нее с красотой все в порядке, и с ростом ну просто очень все в порядке, под ней нога, как белый гриб, – он снова машет вилкой, – мне поначалу было даже не по себе. А потом говорит: «Толик, давай поженимся. Родители квартиру мне купят». Я думаю, ну как я буду на ней жениться? А ребята обрадовались: «А че, Толик, правда, ты женись, мы все с ней спать будем!»