Два полицейских. Дело о надувном матрасе

Фабр Серж

Я уже проверил по нашему текущему архиву и сделал запрос в жандармерию. Жалоб на шум и непристойное поведение кого-либо из обитателей виллы «Палома» за последний год не поступало.

Мадам Ронсо описала Виктора как стройного, подтянутого, мужчину средних лет, с открытым «славянским» лицом, может быть чуть-чуть начавшего полнеть в талии. Держится прямо. Слегка редеющие, светлые волосы зачесывает назад. Носит костюмы. По крайней мере, прилетал и улетал всегда в костюме. На шее – золотая цепочка.

Цепочку я при личной встрече не заметил, а так все совпадает. Разве, что волосы у него не были не зализаны, а слегка растрепаны. Но, с учетом, обстоятельств, это несущественно.

Похожи ли они с Владимиром?

Ну, как выразилась, мадам Ронсо, близнецами их не назовешь. Да, рост и фигура у них почти одинаковы, но Владимир подтянутым был таким, может быть, год назад. А сейчас он какой-то «расплывшийся». Это опять-таки выражение мадам Ронсо. Я так понимаю, что «расплывшийся» – это бесформенный и, может быть, даже – опустившийся. В сочетании с информацией о том, что у него неприятности в России это говорит и о состоянии духа и о том, что он стал терять физическую форму. Но, видимо не хотел себе в этом признаваться. Вот и занялся плаванием. А так – в привычках, жестах, выражении лиц – о Виктора с Владимиром много общего, по крайней мере, на взгляд француза. Мало улыбаются. Смотрят пристально. Готовы быстро и демонстративно перейти от веселия к грубости. Это в отношениях друг с другом. С ней, Виктор был безукоризненно вежлив. Когда замечал. А Владимир – до недавнего времени вел себя как-то запросто, как будто она его тетушка или какая-нибудь еще дальняя родственница.

Тут мадам Ронсо опять замкнулась и дальше на вопросы отвечала не так охотно, как в начале. Я спросил о Викторе и Ирине. Она сказала, что никакой особой любви, она, по крайней мере, между ними не наблюдала. Нет, поправилась она, не было страсти, любви, которая притягивает людей друг к другу. А так, да, отношения были самые теплые. А вот с Жанной непонятно. Мадам Ронсо назвала отношения между супругами Андрейчиков «отстраненной корректностью». Как будто они боялись при встречах друг с другом о чем-то проговориться. Или как будто у них в прошлом было что-то общее, но они не хотели это показывать. Владимир, последний год предпочитал проводить время с дочерью. Он поселил ее на вилле, хотя у нее была и своя квартирка в Ницце, где-то на улице Пасторель. Время от времени они вместе куда-то уезжали, а Жанна оставалась дома. Или, наоборот, Жанна уезжала одна.

Нет, о Лоренце мадам Ронсо добавить ничего не может. Чего не знает чего не знает.

Мне пришло в голову спросить, какими были отношения между Жанной и Ириной. По тем несколькими неохотно сказанным словам, что все-таки удалось вдавить из мадам, я понял, что – никакие. Они, похоже, только терпели друг друга. Это, возможно, объясняет, почему Ирина согласилась стать женой Виктора: в пику отцу, женившемуся на Жанне и естественно – самой Жанне, которую что-то связывало с Виктором раньше. Возможно, какой-то плохо скрываемый конфликт Ирины и Жанны заставил Ирину уехать в Прованс, не дожидаясь Виктора.

Но тут я вступаю на путь домыслов. А фактов нам, по-прежнему не хватает.

Я поблагодарил мадам Ронсо и спросил, не согласилась бы она поучаствовать в опознании тела Жанны и Владимира. Она ответила, что это ей будет тяжело и попросила освободить ее от этого, если это возможно. На этом мы и распрощались.

Честно говоря, не понимаю, зачем вообще нужно это дополнительное опознание, но если уж у лейтенант-колонеля такая…. ээээ. я ведь пишу теперь не только для себя. И очищать журнал от личных высказываний, при отсылки его копии шефу – тоже, знаете ли, процедура не из легких. Поэтому: раз лейтенант-колонель считает, что дополнительное опознание необходимо, то, значит, так тому и быть!

Но я все же остаюсь, при своем мнении, что поиск Лоренце и, в случае удачи, его допрос, дали бы нам гораздо больше.

15.47. Там же.

А вот, кстати. Вероник любезно выполнила свое обещание и прислала

по электронной почте три фотографии. На всех трех – Жанна с сопровождающим ее кавалером. Две сделаны в ночное время и ракурсы там не очень удачные. Это с «Бала цветов», что проводился для русской общины в Монако 10 августа. А еще одна – на фоне пляжа в Каннах – очень хороша. С позиций нашего дознания, разумеется. Лоренце (а, судя по описанию, на фото именно он) представлен здесь в три четверти, все черты лица хорошо различимы. У очень тонкий, хищный нос, тонкие же губы. А вот глаза большие, темные, «оливковой» формы. Волосы черные, короткие, но вьющиеся, прилизаны и покрыты каким-то гелем. Светлая рубашка под пиджаком – но это уже в самом низу фотографии, на которую даже плечи почти не попали. Но на другой фотографии, мене четкой, он стоит радом с Жанной. И видно, что у него туфли с высокими (для мужчин, конечно) каблуками. А он практически одного роста с Жанной. Так оно и есть: невысок, сухощав, порывист. Его изображение смазано на двух фото из трех.

Что ж, это очень кстати. Теперь можно идти «на охоту», зная точно, кого собираешься ловить. Я написал Вероник в ответ, что очень ей благодарен. А теперь надо же все-таки что-то предпринять по делу Чипи. Выдвигаюсь в город. Буду искать мсье Моги, пророка, гонимого злым псом.

17. 21. Капдай, улица Жан Боно. Кафе «Le Comptolr».

Зашел сюда, чтобы выпить еще чашку кофе и записать разговор с мсье Моги. Да, мне повезло, он оказался дома, в своей маленькой квартирке, на улице Либерте, Это здесь, рядом.

Он встретил меня на пороге, в том же самом темном, мятом костюме, что был на нем участке, и тех же тапочках на босу ногу, один из которых (правый) казался значительно более потрепанным, чем другой. В одной руке у него был пресс для кофе, в другой – пачка галет. Запах кофе смешивался с запахом пыли. Я чихнул и вошел.

Квартира, а точнее студия, вся заставлена стеллажами и комодами. Много книг и журналов. Я их не рассматривал специально, но, похоже, все, что есть интересного, связано с жизнью Сальваторе Адамо и шансоном 60-х – 70-х годов прошлого века. Два стеллажа, по-настоящему больших, от пола до потолка были очень плотно заставлены виниловыми пластинками. Два проигрывателя для таких пластинок (видимо для будней и праздников), стояли на двух разных комодах.

Мсье Моги, убрал стопку журналов с трехногого табурета и предложил мне сесть. Слой пыли остался на верхнем журнале из этой стопки и на самом краешке табурета. Мсье Моги, вынул из кармана носовой платок и протер этот край. Очень любезно с его стороны. Я сел, отказался от кофе (о чем потом пожалел) и достал свой планшет. Сейчас быстрые заметки, сделанные в нем, переделываю в связный рассказ. Главным образом вставляю пропущенные, при записи буквы и меняю те из них, которые попали в текст по ошибке, поскольку виртуальная клавиатура на планшете маленькая, и я все время попадаю пальцем не в нужную букву, а в одну из соседних.

Но, к делу. Я попросил мсье Моги рассказать, что привело его в семь часов утра вторника (9 сентября) на скамейку в сквере у авеню Du Truis Septembre, между офисом по туризму и рестораном «Edmond’s»?

– Как что? Я же провел ночь в полицейском участке, – резонно ответил он, моментально посадив меня в лужу.

Должен сказать, что если бы не тапочки цвета моего Пежо, он производил впечатление на редкость вменяемого человека. В нем не было ничего, что ждешь от пророка: ни смеси наглости и самоуничижения, ни взрывов ярости на пустом месте, ни умиления пустяками, ни тревожной озабоченности будущим всех вокруг. Мсье Гай Моги – тихий, вежливый и вполне резонный человек. Пока не начинает петь. А поскольку за все время, пока я был у него дома, он запел всего лишь раз, что беседа с ним не составила никаких неприятностей.