Два полюса
Шрифт:
– То есть вы утверждаете…
– Я вообще молчу сижу, - я усмехнулась ей в лицо.
Другие ее коллеги тоже не прятали смешки, но вопросы стали задавать более корректные и витиеватые.
– А когда свадьба?
– Как только прилетим домой, - спокойно ответил Шейх, крепче сжимая мою руку в своей.
– Вы счастливы, госпожа Венс?
– Кто любит, тому не надо задавать такие вопросы, - весело ответила, прикрывая глаза, которые устали от постоянных вспышек.
– И совесть вас не мучает? – опять
– А вас? – вернула ей вопрос.
– А я никого не убивала, - насмешливо возразила девушка.
Я усмехнулась ей и вновь решила идти в атаку:
– А других грехов за собой не признаете? Зависть? Ненависть? Гнев? Вожделение? Нет? Чисты и невинны?
– А вы… - вскочила со своего места рыжая, краснея от возмущения. Но ее резко дернул вниз сидевший рядом мужчина.
Я не расслышала, что он ей на ухо прошептал, но девушка прониклась, побледнев и испуганно отодвинувшись от соседа. Я пыталась рассмотреть мужчину, чтобы поблагодарить его. Брюнет с зелеными интерактивными очками продолжал следить за пресс-конференцией и не замечал моего к нему интереса. Шейх сжал мои пальцы сильнее, заставляя посмотреть на него.
– Нам пора. С-с-скоро вылет, - сказал он мне, но всем и так стало понятно, что говорил он этого корреспондентам.
Я вновь взглянула на рыжую прилипалу, но ее и след простыл. Все же не люди, а пираньи эти журналисты. Готовы душу вытрясти ради сенсации, даже надуманной и высосанной из пальца.
Покинув зал, любезно предоставленный правительством Итокрас для проведения пресс-конференции, мы с Шейхом под охраной отправились в космопорт, и уже оттуда благополучно стартовали на родную планет лацертов Ладел.
Я от усталости валилась, ноги не держали. Меня била мелкая дрожь от злости. Я была очень рассержена после такой атаки корреспондентов. Шейх же, наоборот, пребывал в самом благоприятном расположении духа. Развалился на диванчике в нашей каюте и следил, как я, гремя бандажом, хромаю из угла в угол.
– Юшани, с-с-сядь и успокойс-с-ся.
– Да как тут успокоишься, когда руки чешутся врезать рыжей девке по лицу!
– вспылила я, разворачиваясь к любимому. – Вот что за народ? Завидуешь, так завидуй молча!
Лацерт задумчиво потер подбородок, нахмурился.
– Думаешь, это завис-с-сть? По-моему, ей претит вид лацертов, - заговорил Шейх, когда я, устав бегать, опустилась рядом с ним на диван, с облегчением кладя больную ногу на журнальный столик.
– Любимый, ей завидно, что мы любим друг друга. Она тоже мечтает быть любимой и видеть не может тех, кто влюблен. Ведь ее никто так нежно не обнимает, не прижимает к себе. Понимаешь, это зависть. Она считает, что она достойна любви, а мы с тобой нет. Вот и обижена на вселенскую несправедливость, - объяснила ему.
Шейх обхватил рукой меня за плечи и потянул на себя, вынуждая с комфортом устроиться у него на плече.
– С-с-странно, надо подумать над этим.
– Над чем? – подняла лицо, отмечая, что Шейх все еще хмурился, находясь в затруднительном положении. Он никак не мог понять земную логику.
Я тоже не всегда себя понимаю за столько лет совместной жизни, а он захотел за полгода, ну может за год.
– Мне с-с-стоит более глубже изучить с-с-спектр ваших эмоций. Я не подумал о том, что это завис-с-сть. И читал брезгливос-с-сть, даже ненавис-с-сть.
Тихо рассмеялась. Сплела наши пальцы, разглядывая их. Сложности в понимании надо было преодолевать и совместно. Мне было безумно приятно, что Шейх стремится познать меня, не требуя подобного в ответ.
– Ну так, представь, что ты хочешь торт.
– Торт? – изумился лацерт, и я запоздало подумала, что может он и не знает такого слова.
– Хорошо, любую сладость, которую тебе безумно хочется съесть. И вот она стоит на столе, но взять ты ее не можешь, так как тебе ее не дали.
Шейх усмехнулся, играя моими пальцами.
– А ес-с-сли подойти и с-с-самому взять?
Я радостно улыбнулась, он понял правила игры.
– Нельзя взять, она исчезнет или стухнет.
Шейх кивнул.
– Дальше.
Я чуть приподнялась, чтобы легче было объяснять и видеть реакцию любимого.
– И вот ты видишь эту сладость, а взять не можешь. Ты грезишь ею, тянешь ручки, а она не дается. И тут появляются другие люди и берут твою сладость. И они наслаждаются ею прямо у тебя на глазах, но не дают ее тебе. Что бы ты почувствовал?
Шейх прищурился и задумчиво протянул:
– Обиду?
– Зависть, - поправила его, - что им дается, а тебе нет. А еще эгоизм, так как ты больше достоин этой сладости, чем те другие, которые счастливо улыбаются оттого что у них она есть.
– С-с-странная у тебя фантазия, Юшани, - неожиданно заметил лацерт, чуть насмешливо поглядывая на меня, а я замерла, держа в руках невидимый торт, цепко сжимая пальцы.
– Но я, кажетс-с-ся, понял тебя. И тогда хочетс-с-ся обидеть их, чтобы они перес-с-стали нас-с-слаждаться с-с-сладос-с-стью. Наговорить гадос-с-стей о том, что с-с-сладос-с-сть и не с-с-сладос-с-сть, а тухлая рыба, которую нельзя ес-с-сть.
Опустив руки, я вновь откинулась Шейху на плечо, самодовольно улыбаясь. Я гордилась любимым, потому что он у меня очень сообразительный и чуткий.
– Правильно, молодец, - похвалила его.
– У нас не так, - заметил Шейх. Он поймал мои пальчики и стал поглаживать их, задумчиво рассматривая.
Я хотела спросить, в чем различия, но Шейх сам стал рассказывать:
– Я бы узнал поподробнее, как дос-с-стать с-с-сладос-с-сть. При каких ус-с-словиях она не ис-с-счезнет, а затем с-с-стал бы с-с-стремитьс-с-ся их выполнить.