Два шага до катастрофы

Москвин Сергей Львович

Но воображение Егорова нарисовало другой образ: брошенное в огонь куриное яйцо. Он отчетливо увидел, как с треском лопается покрывающая яйцо скорлупа. Сначала гладкую ровную поверхность пересекает одна трещина, затем другая, и вот уже все яйцо покрыто сеткой пересекающихся трещин. Белая скорлупа обугливается, а вокруг распространяется отвратительный запах сгоревшего яичного белка. Егорову стало не по себе, и он поспешно тряхнул головой, отгоняя ужасную картину.

– Настоящий апокалипсис.

Людмила пожала плечами.

– Ну, в общем, да. – Неожиданно ее взгляд изменился. Она подозрительно посмотрела на Егорова и спросила: –

Скажите, Андрей Геннадьевич, а чем вызван ваш интерес?

Егоров понял, что не в меру разыгравшееся воображение подвело его. Очевидно, женщина в этот момент заметила охватившее его беспокойство. Нужно было срочно что-то сказать, чтобы успокоить ее. Но как назло на ум ничего не приходило. Его выручил внезапно зазвонивший телефон.

С немалым трудом дотянувшись до подоконника, где стоял аппарат, Людмила сняла телефонную трубку.

– Слушаю… Да, это я… – несколько минут она сосредоточенно слушала собеседника, потом ответила: – Да, конечно, я обязательно зайду. – И положила трубку.

– Неприятности? – поинтересовался Егоров, заметив, как осунулось ее лицо.

Женщина устало вздохнула:

– Сын опять двойку получил. Четверть заканчивается, а у него по математике двойки да тройки. Сейчас учительница звонила и сказала, что вынуждена поставить вопрос перед педсоветом о его исключении из школы. А я с таким трудом его в этот лицей устроила.

Она болезненно сморщилась. Егорову сразу стало жалко на нее смотреть.

– К репетитору обращаться не пробовали? – участливо спросил он.

– Да как не пробовала. – Людмила сокрушенно махнула рукой. – И репетитора нанимала, и сама с Толиком занималась. Только он заниматься не хочет. Неинтересно ему. Я прямо не знаю, что делать.

– А ваш муж?! Он не пробовал с сыном по-мужски поговорить?

– Мы в разводе, – негромко ответила Людмила.

В разводе, – запоздало сообразил Егоров. Можно было догадаться и раньше, ведь он заметил, что у нее на руке нет обручального кольца, но не придал этому значения.

– Да, но успеваемость сына его должна беспокоить.

Людмила пожала плечами:

– Наверное, должна. Только всем, что касается учебы Толика, приходится заниматься мне.

Егоров ощутил укол совести. Бывшая супруга вправе была сказать о нем то же самое. Правда, у Саши никогда не было проблем с успеваемостью. И у всех учителей она была на хорошем счету.

– Андрей Геннадьевич, – вернула его к реальности Людмила. – Скоро обед. Давайте прервемся на это время. Вы пока сами посмотрите материалы. – Она протянула Егорову архивную папку. – Или можете перекусить в нашей столовой. А я тем временем съезжу к сыну в школу. Это недалеко. Десять минут на троллейбусе. А когда вернусь, мы с вами продолжим.

– У меня встречное предложение, – ответил Егоров. – Давайте, чтобы не терять время, я отвезу вас на своей машине, а по дороге мы поговорим.

– Нет-нет, что вы, Андрей Геннадьевич, – запротестовала Людмила. – Я прекрасно доберусь на троллейбусе. Зачем я буду вас обременять.

Егоров решительно поднялся и не терпящим возражения голосом сказал:

– Во-первых, вы меня нисколько не обремените, если подробнее расскажете о зонах сейсмической неустойчивости. Мне будет полезно об этом узнать. А во-вторых, на машине все-таки ехать быстрее, чем на троллейбусе, и гораздо удобнее.

Людмила несмело улыбнулась:

– Ну, раз удобнее… – Она выдвинула нижний ящик письменного стола и достала оттуда дамскую сумочку. – Хорошо, едем.

* * *

В лицей Егоров заходить не стал. Остался снаружи, возле машины. На специально отведенной площадке, где он поставил свою «Шкоду», уже стояли несколько автомобилей – очевидно, родители приехали забрать из школы своих детей. Судя по машинам, среди которых не было ни одного отечественного автомобиля, одни иномарки, причем четырехлетняя «Октавия» Егорова выглядела среди них самой скромной, в лицее учились дети весьма состоятельных родителей. Егорову даже стало немного неуютно рядом с этими шикарными авто, хотя прежде чужой достаток никогда не вызывал у него ни смущения, ни зависти. Однако, прислушавшись к себе, он понял, что зависть или стыд тут совершенно ни при чем. Беспокойство вызвало ощущение, что за ним кто-то внимательно наблюдает. Захотелось стремительно оглянуться, но Егоров подавил в себе это желание. Вместо этого он шагнул к своей машине и, сделав вид, что рассматривает колесо, нагнулся к боковому зеркалу. Сзади никого не было. Один широкий газон с высаженными на нем кленами, благоухающими молодой листвой, еще дальше переулок со спешащими по своим делам прохожими и редкими проезжающими автомобилями. Егоров распрямился, и беспокоящее его тревожное ощущение тотчас же исчезло. Что за черт?! Прежде он не отличался мнительностью. Или всему виной мрачные прогнозы Людмилы об угрожающем планете мегаземлетрясении в случае взрыва тысячемегатонного ядерного заряда.

Из школы, громко крича, выбежала стайка мальчишек лет десяти. Они покрутились перед входом, перекрикиваясь между собой, и, сговорившись, дружно бросились за угол, где, как подозревал Егоров, располагался школьный двор. Он проводил их отеческим взглядом. Вот кто по-настоящему беспечен в своей детской непосредственности. Дай бог, чтобы они никогда и не узнали о грозящей миру опасности. Вслед за мальчишками из лицея вышла хрупкая женщина с большущим школьным рюкзаком в руке. Рядом шагала ее дочь, ученица первого или второго класса. Девочка улыбалась, а женщина, напротив, хмурилась. Егоров предположил, что она, как и Людмила, обеспокоена успеваемостью дочери. Но все объяснилось гораздо проще. Остановившись, женщина переложила рюкзак в другую руку. И Егоров, заметивший, как в этот момент напряглось ее лицо, понял, что она просто устала нести школьный рюкзак.

Егоров вновь перевел взгляд на двери лицея и увидел выходившую из школы Людмилу; она крепко держала за руку мальчика лет десяти. «Сын», – понял Егоров. Ребенок был одет в футболку-лакосту, джинсы и фирменные, определенно не дешевые, кроссовки. Егорову сразу стало ясно, на что Людмила вынуждена тратить свою зарплату.

Когда они стали спускаться со школьного крыльца, Егоров заметил, что на правой кроссовке мальчика развязан шнурок, но ни Людмила, ни ее сын не замечали этого. Им оставалось пройти еще пару ступенек, когда Людмила все-таки наступила на болтающийся шнурок. Ее сын споткнулся и, если бы она не держала его за руку, непременно упал. Остановившись, он, однако, вместо того чтобы завязать шнурок, едва не ставший причиной его падения, просто засунул развязавшийся конец внутрь кроссовки. И когда Людмила вместе с ним подошла к машине Егорова, шнурок вновь выскочил наружу.

– Вот познакомьтесь, Андрей Геннадьевич. Мой сын Толя, – представила ребенка Людмила.

Судя по искоркам надежды, которые Егоров заметил в ее глазах, переговоры с учительницей прошли успешно. Очевидно, вопрос об исключении Толика из лицея удалось снять.

– Здрасте, – произнес Толик, глядя на Егорова снизу вверх. – А вы чо, правда из ФСБ?

Людмила залилась краской и поспешно дернула ребенка за руку. Развязный тон сына явно пришелся ей не по душе. Но Егоров и не думал обижаться.