Два солнца
Шрифт:
Но слишком быстро для них обыденная жизнь переменилась, и пришел черед уже не словесных баталий, а самых что ни на есть настоящих. Брали ли станцию большевики, гайдамаки, германские войска или вообще неизвестно кто, – взрослеющим девочкам-подросткам приходилось отсиживаться в подполе: очередная «новая власть» часто сопровождалась полным безвластием.
– А ведь Ваня-то, получается, прав, – шептала Маша, когда сестренки спускались в очередной раз в подпол. – Видишь, что делается!
И Оля соглашалась: жизнь «при царе» с ее спокойствием, предсказуемостью и безопасностью
После смерти Татьяны Васильевны отец горевал недолго: вскоре нашел новую хозяйку. Человек добродушный, общительный и ценитель женской красоты (а по местным меркам еще и довольно зажиточный) – завидный жених. А такие мужчины, как известно, не живут в одиночку.
Следом за ним и самый близкий человек, сестра Мария, поспешила устроить свою судьбу, выйдя замуж: ей уже исполнилось восемнадцать.
И осталась Ольга одна. В новой отцовской семье (у мачехи было двое сыновей) – но одна. Вообще, она всегда чувствовала свою отчужденность (по-украински даже точнее: чужиннисть), не получая особого тепла от родителей. Или так ей казалось. Мать, по натуре сдержанная, постоянно была занята хозяйством: не до внимания и ласки тут. Как ни странно, но и отец больше привечал старшую дочь. И вот теперь вся тяжесть быта свалилась на хрупкие плечи пятнадцатилетней девочки, которая совершенно не была готова к роли падчерицы.
Как-то вечером забрела она на станцию и, присев на скамейку, задумалась, глядя на мелькающие окна вагонов проходящего без остановки поезда. Она вспоминала сестру – Машуня уехала далеко на север, в Брянск, вместе с мужем, инженером-путейцем, – и грустила…
«Эх, скорее бы повзрослеть и жить своей жизнью…» – мечтала девушка.
Поезд, что уносил вдаль счастливых, как казалось Ольге, пассажиров, навевал мечты о другой и, конечно же, прекрасной жизни. Где нет опостылевшего огорода, а главное – мачехи…
Ей вдруг вспомнилось стихотворение Александра Блока «На железной дороге», которое она переписала в гимназический дневник когда-то давным-давно:
…Лишь раз гусар, рукой небрежноюОблокотясь на бархат алый,Скользнул по ней улыбкой нежною,Скользнул – и поезд вдаль умчало.Так мчалась юность бесполезная,В пустых мечтах изнемогая…Тоска дорожная, железнаяСвистела, сердце разрывая…«Ну уж нет! – подумала Оля. – Меня тоска не раздавит! И мечты мои не пустые. У меня все получится!»
Еле дождалась она окончания школы – и махнула поступать на рабфак. Уж в Киеве-то у нее все будет совсем по-другому!
Глава 5
Сватовство
Недолго раздумывала Ольга после нашумевшего (а как же, такое событие!) появления в Лазорках Леонида. Не просто визит старого друга – предложение руки и сердца. Вот так, сразу, почти с порога. А ведь они не виделись уж года два.
Она хорошо помнила тот июньский день в Киеве. Сдав последний экзамен летней сессии в Высшем институте народного образования, с подружками шла к Крещатику по бульвару от Красного корпуса бывшего университета. Внизу, почти уже у самого Крещатика, шумного и суетливого, тротуар перегородила веселая компания парней, которые, конечно, сразу предложили познакомиться. Но Ольгу ждал сюрприз. Повзрослевший, худощавый, в форме железнодорожника, расплывался в улыбке Ленька. Вот так встреча!
Как ни удивительно, но видеться им в городе приходилось крайне редко. Учились в одном вузе, но почти не встречались. Она на филологическом, он – на физмате, к тому же вольнослушателем; основным местом учебы Мирачевского был техникум железнодорожного транспорта: свободного времени почти не оставалось. Здесь, в Киеве, их отношения вообще складывались довольно странно: то ли насыщенная студенческая жизнь не оставляла времени на сантименты, то ли тяготы жизни, а может все тогда были слишком целеустремленными и думали в основном о будущем. И все же Оля всегда рада была нечастым встречам с другом детства.
В тот вечер ребята праздновали окончание учебы в техникуме. А на следующий день она уезжала домой. Леонид же отправлялся на стажировку: механиком на Среднеазиатскую железную дорогу.
– Какой ужас! – не сдержалась тогда Ольга. И подумала: «Бог знает куда, в пыль и жару, простым механиком». И заметила, как его покоробило. Улыбка моментально исчезла.
Уже дома вспомнила, как смотрел на нее Леонид: не спускал счастливых глаз и буквально не отходил ни на шаг. Его искрометный юмор, между прочим, покорил всех подружек без исключения.
– Оль, тебе повезло! Остроумный, вежливый – и с перспективой, – откровенно завидовала Галка. – Какой синеглазый красавчик!
– Да какой перспективой? Я что, не видела механиков? Забыла, что я с детства на железной дороге? Ну уж нет.
Хотя в душе понимала, что обманывает не только подруг. Но сознаться себе в том, что Ленька Мирачевский для нее не просто друг, почему-то не могла. Возможно потому, что и он никогда не говорил о своих чувствах.
«Что же я наделала! Кажется, обидела его. Но ведь это правда не сахар – Средняя Азия. Я просто посочувствовала», – пыталась оправдаться Оля перед самой собой.
А он, казалось, собирался тогда что-то сказать, но… после ее глупого возгласа так и не решился.
И вот теперь в Лазорки прибыл совсем другой Леонид: столичный житель, студент Московского института инженеров транспорта.
Как же он попал сюда?
– Представляешь, ехал от матери из Каменца в Москву, через Киев, конечно. И на перроне буквально столкнулся с Ванькой Шрамко. Помнишь такого?