Два света
Шрифт:
— Мы слышали кое-что, — тихо произнес пан Мамерт, — правда ли это?
— А что вы там слышали? — спросила Дробицкая.
— Будто пан Алексей хочет отделиться от вас, — вежливо отвечал пан Мамерт.
— Разве не пора ему быть полным хозяином? — возразила хозяйка. — Ян останется со мною…
— Значит, вы уж не отправите его на учение? — спросил пан Ултайский.
— Он почти кончил науки.
— И гораздо лучше, — подтвердил пан Мамерт. — Вот и я… только из третьего класса… ей-Богу, из третьего…
— А я не из какого! — рассмеялся Ултайский.
— Даже
При этих словах вошел Алексей. Все взглянули ему в глаза, отыскивая перемену на его лице, и все поспешно схватили его за руки. Какая-то зависть и вместе любопытство отражались в глазах гостей.
— Ах, здравствуйте, здравствуйте, милый сосед!
— Долго же вы гостили!
— Зато теперь опять посижу дома…
— Едва ли! — возразил Пристиан. — Кто один раз побывает в высшем обществе, тому уж трудно оторваться от него.
Так мало-помалу говорили гости, делая вопросы и выжидая друг друга, чтобы избавиться от посторонних и поговорить наедине с паном Алексеем.
— У меня есть дельце до вас! — начал Ултайский, сознавая, что его отношение к хозяину не требовало особенных церемоний.
— Позвольте узнать, какое?..
— Хотелось бы сказать вам слово по секрету! — шепнул пан Мамерт.
— У меня есть к тебе просьба, — прибавил Пристиан, — но о ней скажу после…
Дробицкая только пожимала плечами. Некоторые из гостей взялись за фуражки, показывая вид, что уходят, желая подать собою пример другим, но, осмотревшись кругом, остались, потому что никто не трогался с места. Более всех смелый пан Яцек взял Алексея под руку и увел в другую комнату.
— Ну, что будет с нами? — наивно спросил он, решась не показывать виду, будто знает о разделе Дробицких и предположении жить Алексею отдельно, в полной уверенности, что последний должен непременно опять взять в аренду его землю.
— Как так? Что же может быть?
— Возьмете вы опять мою землю или нет?
— Ведь она за мною…
— До марта, а далее?
— Кажется, мы уже условились.
— То есть, не совсем, — отвечал пан Яцек, — потому что я… изволишь видеть, не могу уступить за ту же цену…
— Но ведь в прошлом году я сделал прибавку?..
— Этого мало! — воскликнул Ултайский. — Я не могу уступить за прошлогоднюю цену, ей-Богу, не могу…
Алексей пристально взглянул в глаза соседу, понял уловку Ултайского, предполагавшего, что Дробицкий, не имея пристанища, должен будет непременно взять его землю в аренду, а потому, пользуясь теперешним случаем, пан Яцек дорожился в полной уверенности, что выторгует что-нибудь. Дробицкий пожал плечами и сказал:
— Больше не дам ни гроша!
— Не дадите?
— Не могу…
— Но вы приобретаете большие выгоды…
— Потому что тружусь, — хладнокровно отвечал Алексей, — иначе для чего бы я стал покупать землю… Вероятно, вы знаете, — прибавил Дробицкий, — что мы с маменькой разделяемся. Правда, я предполагал жить на вашем участке, но если не возьму его, то найду другой
Ултайский покраснел, потому что был еще не совсем бессовестный человек.
— Я не знал этого, ей-Богу, не знал… — сказал он, — может быть, вы думаете, что я с намерением возвысил цену.
— Я ничего не думаю, — возразил Алексей, — но прошу вас серьезно обсудить это дело, потому что не прибавлю вам ни одной копейки и буду искать себе аренды в другом месте.
— Ну, ну! — произнес пан Яцек, улыбаясь и обнимая Алексея. — Как-нибудь уладим дело… согласимся… потом.
Шум в первой комнате вызвал их туда, послышалось восклицание Дробицкой: "Это что такое опять?" и вместе шепот гостей. Очевидно, произошло что-нибудь необыкновенное. На пороге Алексей встретился с Палашкой, державшей в руках письмо.
— Откуда? — спросил он.
— Да из Карлина! — отвечала мать. — Теперь все будет из Карлина, — прибавила она тише.
Алексей вздрогнул и смешался.
— Человек ждет ответа, — прошептала Палашка.
— Мы, кажется, мешаем вам, — отозвался пан Мамерт, уже шестой раз взявшись за фуражку. — Мое вам почтение. А что касается моего дела, то поговорю о нем завтра…
Таким образом, один за другим, все гости счастливо выбрались из дома Дробицких, но они шли в задумчивости, сильно заинтересованные новым письмом, останавливаясь и делая тысячи разных предположений.
Алексей дрожащей рукой распечатал письмо. Оно было от Юлиана и заключало в себе следующее:
"Карлин. 29 июля 18…
Не успел ты от нас уехать, как я снова преследую тебя письмом своим. Ты угадал, что не будешь иметь от меня покоя, и не даром так долго избегал Карлина. Друг, милый друг! Прошу у тебя совета, помощи, даже, может быть, больше, нежели того и другой вместе, но я знаю, кого прошу… Не для развлечения и забавы, не вследствие потребности сердца, но по другим важнейшим причинам, прошу тебя приехать к нам. Не могу подробно всего изложить в письме, но умоляю — не откажи мне и приезжай не позже, как завтра поутру. Президент и Анна просят тебя вместе со мною. Твой Юлиан".
— Ну что? — спросила Дробицкая, глядя на сына. — Опять зовут в этот Карлин?
— Милая маменька, прочитайте сами и уверьтесь, возможно ли отказать?..
— Не надо! Коль скоро ты переступишь их порог, то уже весь принадлежишь им и погиб для нас. Я хорошо знала это.
Матушка отерла слезы, скатившиеся на загорелые щеки, и прибавила:
— Дай Бог, чтобы там встретило тебя счастье, дай Бог!.. Но если когда-нибудь, огорченный и убитый, воротишься ты под родную кровлю, то не обвиняй меня, милый Алексей. Помнишь, несколько лет мы постоянно вспоминали о Карлине: ты говорил, что там живет твой товарищ и друг, я уговаривала тебя не возобновлять с ним знакомства, ничто не помогло… Да будет же воля Божия!.. Напрасно я стала бы бранить тебя, милый сын!.. Перестанем даже говорить об этом… Делай, как хочешь… ведь я уже сказала, что ты свободен.