Два тигра
Шрифт:
В две минуты они достигли берега и высадились на краю диких джунглей, в нескольких шагах от башни-убежища, одиноко возвышавшейся среди колючего тростника и густых тропических зарослей.
Взяв карабины и съестные припасы, они покинули шлюпку и направились к башне, к стене которой была прислонена легкая бамбуковая лестница.
Это была башня, подобная тем, которые Сандокан и Янес уже видели в устье реки, деревянная, высотою метров в шесть. На стене ее висела дощечка с надписями на английском, немецком, французском и хинди, предупреждавшая о том, что судно с продовольствием
Сандокан прислонил лестницу к окну и влез в башню первым; за ним Сурама и вдова.
Наверху была всего одна комната, способная вместить дюжину людей, с несколькими гамаками, подвешенными на балках, и грубым сундуком, где лежали сухари и солонина. Не слишком роскошно для тех несчастных, которых злая судьба забросила бы на эти необитаемые берега; однако голодной смерти они могли не опасаться.
Когда все забрались внутрь, Тремаль-Найк велел втащить лестницу, чтобы тигры, которых здесь было достаточно, не смогли проникнуть в убежище.
Две женщины и командиры отряда устроились в гамаках; малайцы растянулись на полу, положив рядом оружие, хотя пока что опасности не было никакой.
Ночь прошла спокойно, нарушаемая лишь жалобным воем какого-то голодного шакала да криками ночных птиц. Когда проснулись, «Марианны» уже не было видно. В это время она, наверное, уже достигла устья Хугли. Лишь какая-то лодка с кормовым навесом и с четырьмя полуобнаженными гребцами поднималась вверх по реке. Со стороны же джунглей вообще никого не было видно. Только стаи птиц поминутно взлетали в воздух и кружили над берегом.
— Точно в пустыне, — сказал Сандокан, с высоты башни оглядывая реку и прибрежные джунгли.
— Здесь дельта Ганга, — ответил Тремаль-Найк. — Скоро ты увидишь все это вблизи и составишь себе представление об этом огромном болоте, которое простирается между двумя главными рукавами священной реки.
— Не понимаю, зачем туги выбрали для своего пребывания такое неуютное место. Тут наверняка круглый год лихорадка.
— И не только. Еще и холера, которая производит огромные опустошения среди молангов. Но здесь туги чувствуют себя в безопасности, ибо никто не отважится сунуться в эти дебри, в эти болота, выделяющие смертельные миазмы.
— К нам это не относится, — сказал Сандокан. — Мы лихорадки не боимся, мы к ней привыкли.
— А где же они находят жертвы для своей богини, если земли эти почти необитаемы? — спросил Янес.
— Они ловят какого-нибудь моланга, забредшего далеко от деревни. К тому же они орудуют не только в самом Сундарбане; туги имеют своих эмиссаров по всей Индии. Они подстерегают людей в местах паломничества, и многие паломники никогда уже не возвращаются домой. В Раймангале я знал одного, который орудовал среди паломников, направлявшихся на большие религиозные церемонии в Бенарес; он задушил семьсот девятнадцать человек; и этот негодяй сожалел только об одном: что ему не удалось довести число своих жертв до тысячи 1 .
1
Исторический
— Ну и зверь! — воскликнул Янес.
— А почему они душат свои жертвы арканами, а не убивают, скажем, из карабина? — спросил Сандокан. — Странная привязанность к этим арканам!
— Их религия требует этого, — отвечал Тремаль-Найк. — В жертву Кали можно принести только человека, умерщвленного без пролития крови.
— К счастью, это ограничивает их возможности.
— Тем не менее бойни, которые туги устраивали еще несколько лет назад, невозможно вообразить. Некоторые районы Центральной Индии буквально обезлюдели из-за этих свирепых убийц.
— Но какое удовольствие находят они в том, чтобы передушить так много людей?
— Какое удовольствие? Я слушал однажды туга, который говорил так: «Вы испытываете ни с чем не сравнимое чувство, когда настигаете дикого зверя в его норе, когда побеждаете тигра или пантеру в жестокой схватке. Но насколько же сильнее оно, когда борьба ведется с человеком, с человеком, которого нужно уничтожить! Тут требуется не только смелость, но и хитрость, осторожность, тут надо быть и дипломатом. Играть на его страстях, заставить дрожать в его душе струны любви и дружбы, чтобы в конце концов завлечь жертву в свои сети и уничтожить, — это ни с чем не сравнимое, это неописуемое наслаждение».
Этот негодяй к тому времени уже принес своей богине несколько сотен жертв. Для тугов убийство разрешено и даже предписано их законом; убивать — для них высшая радость и долг; видеть агонию своей жертвы — несказанное счастье.
— Так, значит, убить безоружного человека, по их понятиям, — это высокое искусство, — пробормотал Янес. — Настоящая апология преступления.
— И много сейчас этих сектантов Кали? — спросил Сандокан.
— Их насчитывается сотни тысяч, большей частью рассеянных в джунглях.
— И все подчиняются Суйод-хану?
— Он их высший глава, всеми признанный, — ответил Тремаль-Найк.
— К счастью, большинство из них далеко, — сказал Янес. — Если бы все они собрались в Сундарбане, нам ничего бы не оставалось, как возвращаться на Момпрачем.
— В Раймангале их, наверное, немного. Я думаю, что Суйод-хан, даже в случае опасности, не вызывает их из других районов. Власти Бенгалии следят за ними и при удобном случае не пощадят.
— Однако власти не помешали им вернуться и снова обосноваться на Раймангале, — сказал Сандокан.
— Властям не до этого сейчас. Как я уже говорил, в Северной Индии разгорается небывалое восстание, и на днях несколько полков сипаев взбунтовались и расстреляли своих офицеров в Мируте и Канпуре. Может, позднее, когда усмирят мятеж, они займутся и тугами Суйод-хана.
— Надеюсь, что к тому времени в Сундарбане их уже не останется, — сказал Сандокан. — Мы не для того приехали сюда, чтобы дать им выскользнуть из наших рук. Не так ли, Янес?
— Поживем — увидим, — ответил португалец. — Пойдем, Сандокан, я уже насиделся в этой клетке, мне не терпится увидеть наших слонов.