Два веса, две мерки (Due pesi due misure)

Вершинин Лев Александрович

Он во весь голос спел «О господь, что из родного крова», в тайной надежде утихомирить бурю. Но грохот волн и вой ветра, казалось, лишь усилились. Капитан, Мильявакка, два моряка, к которым присоединился студент-ливорнец, неотрывно смотрели во тьму, пытаясь разглядеть маяк или огни селения. На палубу вышел и доктор Гриффони. Он уверял, что справа видел в иллюминаторе светящиеся точки. Он пошел на нос, решив, что оттуда лучше видно, обо что-то споткнулся, падая, хотел было схватиться за ванты и с нечеловеческим воплем рухнул в море.

— Теперь

нас шестнадцать, — со вздохом облегчения сказал Мильявакка.

Немного спустя из-за аварии и полной разрядки батарей на борту судна погасли все огни, и «Коринна II» погрузилась в темноту. Одному из моряков удалось зажечь две запасные лампы: одну — в салоне и одну — в рулевом управлении.

Своим чутким слухом, обострившимся за время жизни дикарем на острове, Мильявакка первым расслышал далекий гул. Когда его услышали и капитан с матросами, все согласно пришли к выводу, что это валы с грохотом набегают на скалы.

— Мы меньше чем в миле от берега, — сказал капитан.

Никто и не подумал спасать Гриффони, да и как это сделать в адской тьме. Неуправляемое судно, густая темень, грозная опасность — все это заставило тут же забыть об исчезновении бедняги врача, навсегда ушедшего в бездонные морские глубины.

Полчаса спустя шум прибоя уже доносился совершенно отчетливо.

Ночь раздирал страшный грохот — верно, отражавшийся эхом от отвесной прибрежной скалы, каких немало между Бокка-ди-Магра и Леричи и особенно между Порто-Венере и Леванто.

— Нас сносит дрейфом к северу, — решил капитан. — Если нас выбросит на берег за Леванто, мы спасены. Но боюсь, прежде мы врежемся в скалы.

— Не каркай, ворон! — оборвал его Мильявакка. — Кто только тебя поставил капитаном яхты? У тебя по роже видно, что ты ни черта не умеешь.

Грохот могучего прибоя слился вскоре с шумом воды, похожим на шум водопада, — верный признак того, что в нескольких десятках метров был скалистый берег, на который набегали и сразу же откатывались назад волны.

Капитан распахнул двери салона и крикнул:

— Наденьте спасательные пояса! Прыгайте в воду! Мы у самого берега.

В тот же миг гигантская волна взметнула яхту ввысь и бросила на скалу. Яхта ударилась о нее днищем и разломилась. Моряки хватали женщин за волосы и, не глядя, надеты ли на них спасательные пояса, бросали в воду, а тем временем яхта пошла ко дну.

Вопли, крики, плач внезапно стихли. В мгновенья отлива тут и там слышались лишь слабые крики о помощи и стоны, сразу же вновь заглушаемые шумом воды и грохотом волн, набегавших на высокий скалистый берег.

На рассвете море хоть и не совсем успокоилось, но умерило свою ярость. Свет, падавший с высоты, выхватил из тьмы каменистый берег, изрезанный скалами и глубокими извилинами, а рядом возвышался шпиль, похожий на огромный зуб.

— Зловещая! — воскликнул капитан, вскочив с утеса.

Ливорнский студент закрыл глаза руками.

Да, это была известная всем мореплавателям и рыбакам ската,

прозванная зловещей. Угрюмый сталагмит, грозная морская скала, всего в десяти метрах от берега, аванпост множества таких же остроконечных скал.

Капитан боялся, что спаслись только он да студент. Но вот, сначала слабо, а потом все громче, справа и слева донеслись крики. Видно, в расщелинах скал и в прибрежных пещерах сумел укрыться еще кто-то. Капитан пустился на поиски и, с трудом перепрыгивая через камни и остроконечные обломки, добрался до ближней расщелины, в глубине которой он заметил группку насквозь промокших, окоченевших людей. Тут были синьора Амабиле, дон Карлетто, доктор Каллигарис, один из двух моряков, Поцци.

— Париде! Где мой Париде! — завопила синьора Амабиле, вырвавшись из объятий священника.

— Быть может, в другой расщелине? — предположил капитан.

Студент вплавь стал обследовать недоступные иным путем углубления, но нашел лишь вторую группу спасшихся: Лилли и Лолли, Дирче, Ико, Пуччи, журналиста и Розу Каластретти. Эдмонда Таска и одного из моряков следовало, как и доктора Гриффони, считать пропавшими без вести.

К полудню лучи солнца проникли в разрезы скал, осветив уцелевших после кораблекрушения. Все они сидели теперь на огромном валуне.

Мимо проплыл корабль, но там не заметили людей, размахивавших рубахами, не услышали криков женщин. Под валуном, словно отрезанная с противоположной стороны отвесной скалой, была видна песчаная полоска шириной метра в три.

— Вот там милостью господа и пресвятой девы нас выбросило на берег, — сказал дон Феличони.

Совсем уже близко от них проплыло другое судно, но и оно не заметило сигналов с берега.

Постепенно лучи солнца озарили скалу, Лилли взглянула вниз на песчаную полоску. На дне маленькой бухточки сверкали камешки и обломки ракушек. Она перевела взгляд на вход в бухту и увидела, как в нее скользнуло, словно на водных лыжах, и тут же было отброшено назад волной что-то белое.

— Мильявакка! — закричала она.

Все высунулись из-за валуна.

Мильявакка, точно плывя на надувном матрасе, мерно покачивался на волнах, бесконечно далекий отныне от мира живых и от его берегов. Каждый, глядя на Мильявакку, который то чуть приближался, то снова удалялся, молча думал о своем. Наконец дон Карлетто, встав на камень, отпустил покойному все грехи и затянул псалом.

— «Deus, cui proprium est misereri semper et parcere, te supplices exoramus pro anima famuli tui Paride, quam hodie de hoc saeculo migrare iussisti…» [15]

15

«Тебя молим. Господи, за душу раба Твоего Париде, преставившегося нынче по велению Твоему. Ибо един Ты. Бог милостей и щедрот и человеколюбия…» ( лат.).