Два веса, две мерки (Due pesi due misure)
Шрифт:
— Еще стаканчик? — спросил мужчина, указывая на черную бутылку на земле, заткнутую пробкой из промасленной бумаги.
— Боже сохрани! — отмахнулась женщина, не отрывая взгляда от неподвижной, подернутой туманом воды. В неясном свете приходилось напрягать глаза. За спиной у них раскинулась небольшая пустынная площадь с колоннадой и низкими галереями.
— Зря мы не поехали на паровом катере вместе с остальными, — сказала женщина.
— Но ведь вы сказали, что боитесь воды… — возразил мужчина.
— Да, зато теперь нам больше часа придется ждать их, —
— Вам, должно быть, не очень приятна моя компания! Уж скажите прямо! — проворчал мужчина.
Женщина слабо улыбнулась, устремив пристальный взгляд на воду, на туман, на легкие силуэты паровых катеров — им все же каким-то образом удавалось проложить себе дорогу в этих серых далях.
— Увы, в молодости мне не пришлось повидать свет… — вздохнув, тихо сказала она.
— Что вы говорите? — отозвался мужчина. — По-моему, для таких людей, как мы, это никогда не поздно. И как раз теперь малость насладиться этим особенно приятно.
— Да я не жалуюсь, — ответила женщина.
Какое-то время они сидели молча, будто не замечали друг друга. Потом мужчина налил немного вина в бумажный стаканчик, его спутница жестом отказалась, и тогда он сам стал пить маленькими глотками, а выпив, глубоко вздохнул.
— Вы всегда столько пьете? — вырвалось у нее. — В вашем возрасте это вредно.
— Не так уж я много пью… — фыркнул мужчина. — Одну бутылку в день, ну а по праздникам немного больше… Я высокий, крепкий, что для меня одна бутылка!.. К тому же это мое собственное вино, я сам его делаю, оно даже полезно. В такие поездки я всегда беру его с собой: не могу пить ту бурду, которую продают на каждом шагу…
— На доброе здоровье, — примирительно сказала женщина.
— Когда-то я был молодцом, вот тогда я и вправду пил. Знаете, в нашей работе… — добавил он.
— Но ведь прораб — это тот, кто распоряжается? Он не так уж много работает… — слегка подтрунивая над ним, заметила она.
— Как так? — клюнул он на эту приманку. — Я столько домов построил вот этими самыми руками… И даже теперь, когда я на пенсии, не могу сидеть сиднем. Все время езжу на свой маленький виноградник, то туда, то обратно… О, было бы желание, а занятие всегда найдется… А вы тоже совсем не похожи на человека, который сидит сложа руки…
Женщина, не глядя на него, тихонько рассмеялась.
— Единственное, что мне не нравится в этих поездках, это то, что возвращаемся мы слишком поздно, — сказала она немного погодя. — Вечерами я привыкла сидеть дома. Плохо переношу темноту… Например, две недели назад, когда святой отец возил нас в Оропу, мы вернулись за полночь.
— А дома вы по ночам не боитесь оставаться одна? — спросил он.
— Чего бояться? — пожала плечами женщина. — Замок у меня надежный, совесть чиста… О смерти я пока не думаю, но и не боюсь ее… Уж в нашем-то возрасте…
— Я тоже не боюсь, — согласился мужчина. — Но мне бывает досадно, что я один. Ночью я часто сожалею, что не женился. Только вы не подумайте чего плохого… ведь мы уже пожилые люди… Я сожалею потому, что иногда словом перекинуться
— Ну разумеется, при женщине и мужчина себя блюдет, — согласилась она.
Он что-то пробормотал себе под нос — слов она не разобрала.
Паровые катера посылали в туман хриплые гудки, а вершины далеких холмов сквозь кисею дымки снова слабо осветились лучами заходящего солнца.
— Это последняя моя поездка в нынешнем году, — сказала женщина.
— Почему? Разве вы не поедете в следующее воскресенье в Бергамо? Вы окончательно решили? — забеспокоился он.
Женщина, вздохнув, пожала плечами.
— Но почему?.. — настаивал он.
— Я ведь вам уже сказала, что не люблю ночью быть не дома. Я это и святому отцу объясняла. Он знает, что поездки мне нравятся, но только с утра и до вечера, не долее. Спать в одной комнате с другими женщинами, нет, это не по мне…
Мужчина молчал, надвинув шляпу на глаза. Он потянулся было к бутылке, но, видно передумав, тотчас же отдернул руку.
— Если вы замерзли, мы можем подождать их в автобусе, — сказал он.
Женщина, глядя на воду, покачала головой.
— Посмотрите-ка! — воскликнула она вдруг.
Черная прямая тень скользила по поверхности воды, мелькая то тут, то там среди катеров. Был даже слышен шум невидимой моторки, и таким же невидимым был трос, который на огромной скорости тащил за собой человека на водных лыжах в черном блестящем костюме.
— Не сегодня завтра наступит зима, и для него тоже все кончится, — прокомментировал мужчина.
— Приятно поглядеть, что выделывают эти молодые. Я их чуть-чуть побаиваюсь, но все равно они мне нравятся. Они намного крупнее, чем мы были в их возрасте… — сказала женщина.
— Крупнее, — повторил он задумчиво. — Есть чем хвастать! Мы-то выросли на хлебе, на воде и на работе, а этих до тридцати лет держат в пеленках. Есть чем хвастать!..
— Что ж, им повезло, — опять вздохнула она.
— Согласен, — смирившись, произнес мужчина и решительно налил себе вина.
Постепенно шум моторки затих, словно погребенный в сером тумане, который все сгущался над уже темной водой.
— Если вам холодно и вы не говорите об этом, то это некрасиво с вашей стороны. Скажите откровенно, может быть, нам лучше подождать всех в кафе? — снова предложил мужчина.
— Да нет, нет, — ответила она. — Здесь такой чистый воздух…
— Какое там, — возразил он, — воздух из пресной воды. Сырой воздух. Как раз для ревматизма. У меня был друг из Стрезы — видите, вон там, хотя сейчас ничего не видно, но она на той стороне, Стреза… ну так вот, с этим моим другом мы вместе работали, и он всегда говорил мне, что здесь все ревматики… Я-то думал, что вы хоть согласитесь выпить кофе. Или вы боитесь, что святой отец этого не одобрит?