Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
Джим пропал. Вернее, он присылал задания, но только в смс и по почте, но не звонил и не появлялся сам. Да и задания были из разряда рутины: лежать с винтовкой и лазерным прицелом и смотреть издалека на переговоры незнакомых людей. И только в один раз из трёх Себу пришлось использовать лазер.
Он не скучал по Джиму — отнюдь нет. Ему была отчаянно нужна передышка, и он испытывал облегчение всякий раз, когда отвечал на вызовы от кого-то кроме «скрытого номера». Иногда паранойя давала о себе знать, и он начинал озираться по сторонам, не то надеясь, не то опасаясь увидеть в толпе знакомую фигуру. И дважды за
Лето выдалось жарким. К концу июня зной разогнал из города всех, кто мог позволить себе уехать. Даже поток туристов схлынул. Себ, которому тридцатиградусная жара была нипочём, много гулял. Иногда выводил в парки или к воде Сьюзен, но чаще бродил в одиночестве, ни о чём особо не думая или прокручивая в голове бытовые вопросы: списки покупок, планы на «Диснейленд», который он неосторожно пообещал Сьюзен, детали последнего задания.
Его преследовало странное чувство: время как будто остановилось. И как бы ни хотел он придумать другое объяснение, по всему выходило, что остановилось оно с исчезновением Джима. Не то, чтобы Себ был от этого в восторге — но ничего поделать не мог. Потому что при мысли о том, как можно разнообразить дни, в голову лезли только какие-то самоубийственные авантюры. И их он отбрасывал решительно. Себ Майлс никогда не был адреналиновым наркоманом. И не станет им. Так что оставалось только увеличивать нагрузки на тренировках, чаще ездить на стрельбище, уделять внимание Сьюзен и проводить больше времени с Джоан — когда у неё была такая возможность.
В лёгком оцепенении он даже не заметил, как наступило пятнадцатое июля — и сильно удивился, проснувшись в шесть утра от телефонного звонка.
— Папочка, прости, что разбудила! — тут же протараторила Сьюзен. Себ протёр глаза. — Но я хотела быть первой! С днём рождения!
Взглянув на экран телефона, Себ нашёл дату и мысленно выругался. Такого с ним даже в армии не случалось.
— Спасибо, дорогая, — ответил он чуть хрипло спросонья и улыбнулся, слушая пожелания от дочери.
— Пап, мы с бабушкой подготовили подарок!
— И я обязательно приеду, чтобы ты могла мне его вручить, — пообещал он.
Вообще-то он любил свой день рождения. Меньше, чем, скажем, Рождество, но точно не относил себя к людям, которые с презрением сообщают, что они ненавидят этот праздник и никогда его не отмечают. Даже тогда, когда пятнадцатого июля он большую часть дня пролежал в укрытии в двадцати километрах от иракской деревни, вернувшись в лагерь, он нашёл в себе силы вечером собрать народ и выпить. А в этом году — забыл.
Следом за Сьюзен позвонила мама, и сразу после неё — Грег. Судя по голосу, он куда-то быстро шёл. Вот так: сидячая работа, курение, и пожалуйста — одышка к тридцати шести.
— Здорово, старик, — сказал он, отдуваясь, — что, вечером занят? Давай встретимся в пабе с ребятами? Все хотят тебя поздравить.
— И завтра доблестный Скотланд-Ярд опустеет, потому что лучшие полицейские слягут с похмельем? — хмыкнул Себ, но, конечно, не стал отказываться.
Было приятно, что Грег вспомнил, да ещё и предложил отметить.
— Если что… — чуть замявшись, прибавил Грег, — Джоан мы уже позвали. Они с Полом поспорили,
Себ рассмеялся и уточнял:
— И кто выиграл?
Учитывая его состояние в последнее время, Джоан вполне могла предположить, что он забыл обо всём на свете, включая свой же день рождения.
— Пол. Джоан была уверена, что ты ни о чём не забываешь.
— Я возмещу ей проигрыш, — серьёзно пообещал Себ. — Лестно, когда в тебя верит такая женщина!
Он сам встретил Джоан на вокзале. И, последовав её предусмотрительному совету, поставил машину на стоянке, чтобы не изображать из себя трезвенника весь вечер.
Джоан выглядела встрёпанной, но довольной. Они наконец-то нашли чувака, который месяц назад обнёс крупнейший в Плимуте ювелирный магазин, и при нём осталась большая часть украшений.
— И тебя отпустили в разгар отчётности?
Джоан подмигнула и шёпотом сказала:
— Конечно нет. Я сбежала, — и зафыркала. Правду сказала или нет — было совершенно непонятно, но Себ приобнял её за плечи и подумал, что, кажется, не очень хочет в паб. Появились другие идеи.
— Даже не думай, — точно угадала ход его мыслей Джоан. — Мне надо отдать Полу двадцатку. И нам всем — спеть тебе хором песенку.
— Упаси меня господь от пения Пола с Грегом, — пробормотал Себ.
Но оказалось, что молиться надо было о другом.
Их с Джоан уже ждали, причём почти в полном составе — не хватало только Энди (и Пол многозначительно намекнул, что она не пришла по состоянию здоровья. Но он пока не готов рассказывать подробнее — сами понимаете…). Отлично всё понимая, они кинулись его поздравлять, причём громче всех радовались Грег и Крис. Здоровяк-Тодд всё ещё не до конца освоился в их компании, но тоже пробормотал поздравления, а Пол, заняв любимое место в углу, быстро перевёл стрелки:
— Эй, у нас тут именинник!
В общем, «С днём рождения тебя» ему всё-таки спели.
Кажется, это был один из лучших дней рождения Себа. Под пиво и острые куриные крылышки барбекю они болтали о буднях работы столичной и плимутской полиции. Джоан хвасталась своим вором, Грег рассказывал о страшном деле — десятилетняя девочка зарезала свою тётю-опекуншу. Там, конечно, всё было максимально понятно, но начальство всё равно требовало провести тщательное расследование.
— Мы все были бы рады найти какого-нибудь козла, — добавил Грег, — который её подговорил на это. Стало бы легче.
— Хорош, — произнёс Пол, — всё, закончили восхитительные истории. Давайте, кому есть что сказать без трупов?
Все рассмеялись, заказали ещё пива, а когда выпили, Крис негромко сказал:
— Я точно решил, ребята.
Все затихли. Пол выругался.
— Может, ко мне пойдёшь? — робко спросила Джоан. — У нас поспокойнее, ребята хорошие.
— Не-не-не, — покачал Крис головой, — у меня пенсия, домик, собака. Устал я, ребята.
Себ не работал с Крисом ни дня, но он отлично понимал, что чувствовали остальные. Когда кто-то уходит из команды, это всегда потеря. Вроде умом понимаешь, что он жив, здоров и просто занят чем-то другим, но кажется, что умер. Оборачиваешься, зовёшь по привычке — и осекаешься на полуслове, потому что теперь на его месте какой-то новый парень. Потом он тоже станет своим, но сначала — больно.