Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
В другое время Себ, наверное, стоял бы пару минут, рассматривая роскошную, огромную комнату, половину которой занимала ванна, больше похожая на бассейн и снабжённая множеством кранов, душевых леек и массажёров. Но сейчас он слишком дерьмово себя чувствовал, так что обстановка ванной его не увлекла. Всё, что его интересовало, это вода. Сначала очень холодная — потом горячая. И опять холодная. Повторить раз двадцать.
И надо сказать, это помогло. Выбравшись из душа и, за неимением других вариантов, натянув несвежую одежду, он ощутил, что почти
Джоан! Мысль возникла так внезапно, что чуть не сбила его с ног. Наплевав на собственную сомнительную координацию, Себ кинулся к Джиму. В комнате с техникой на нашёл его — зато с облегчением обнаружил в гостиной, на диване.
— Как себя чувствуешь, детка? — спросил Джим чуть насмешливым тоном. Себ пошатнулся, но на ногах удержался и ответил, что ему лучше.
— Спасибо, что забрали меня, — добавил он, понимая, что в противном случае ему грозило пробуждение в полицейском отделении.
— Ты не доставил мне особого беспокойства, — фыркнул Джим. — Мои мальчики отлично с тобой справились.
Значит, сильные руки, которые никак не могли принадлежать Джиму, ему не померещились. Тем лучше. Перед незнакомыми мужиками было не так стыдно.
Джим перевёл на него взгляд и сказал:
— Кофе.
Тогда Себ увидел, что рядом с Джимом стоит коробка с едой — два картонных стаканчика, четыре пончика с шоколадной глазурью. И Джим даже подвинулся вместе с коробкой, освобождая Себу место.
— Надеюсь, я вчера… — начал было Себ, но Джим скривил совершенно неповторимую физиономию, и он осёкся. — Спасибо.
Джим пожал плечами, взял один стаканчик, глотнул и поморщился. А вот на непритязательный вкус Себа кофе был отличный. Впрочем, он, наверное, сейчас и вокзальные помои счёл бы напитком богов — слишком уж хотелось заглушить горечь и сбить перегар.
После пончика Себ отставил стаканчик в сторону, вытер пальцы и спросил тихо:
— Я много вчера наговорил?
Он не страдал любовью к пьяным излияниям, но слишком плохо помнил, чем закончился день.
Джим пожал плечами.
— Пожалуйста… — прошептал Себ, — Джим, прошу вас, не трогайте Джоан. Она… не доставит неприятностей.
Брови Джима стремительно взлетели вверх.
— Мне совершенно не интересна Джоан Вуд, — заметил он.
Вот только это ничего не гарантировало. Энди тоже вряд ли его интересовала, но результат был очевиден. А Джоан могла бы быть для Джима значительно опаснее, чем Пол, который ничего даже не знал.
— Что? — переспросил Джим, и Себ сказал:
— Энди чуть не погибла тогда. Энди Брэндон.
— Впервые слышу, — пожал плечами Джим и, заинтересовавшись, чуть подался вперёд: — Кто это?
— Инспектор Пол Брэндон, — напомнил Себ. — Я позвонил вам, рассказал о его подозрениях. Это его жена.
Вдруг резко подняв палец вверх, призывая к тишине, Джим достал телефон, что-то
— Детка, ты меня обижаешь, — Джим состроил очень достоверную обиженную физиономию, — стал бы я тратить время на полицейского. Кроме того, когда я хочу передать кому-то сообщение, напугать или намекнуть… Я это делаю, без дурацких недосказанностей. Если бы я хотел, чтобы этот твой Пол Брэндон перестал лезть в мои дела, я положил бы голову жены ему на подушку. Да, — кивнул он, — пожалуй, голову жены. Голова лошади для него была бы сложновата, я думаю.
Нет, Себ едва ли мог в это поверить. Энди пострадала слишком скоро после его звонка Полу. Слишком удобно для Джима.
— Это не вы?
— Меня ловит Елена Кларк лично и половина МИ5 впридачу. Заметь, безуспешно. Нет
— Энди пострадала в несчастном случае?
— Или с ней расправился твой вчерашний новый знакомый. Я не знаю точно, детка. Прости. Джоан Вуд опасаться нечего. Она не побежит доносить на тебя в полицию, и она отчаянно скучная. Сыграй со мной, детка.
Вот только этого не хватало. Себ не чувствовал себя готовым к выверту мозгов. Но Джиму было, конечно, плевать, и он спросил:
— Что ты почувствовал? Когда узнал об этой Энди, об аварии?
— Зачем вам это? — устало спросил Себ.
— Не ломайся, — попросил Джим спокойно. — Просто скажи, а потом — сам знаешь.
— Боль, — сказал Себ честно, — страх, сочувствие. Вину. Желание помочь. Примерно так.
Джим тяжело выдохнул и сказал:
— Не то. Ты называешь слова. А что ты почувствовал? Телом?
В его голосе не было насмешки, только усталость. Наверное, поэтому Себ ответил:
— Это сложно. Горечь на языке, ком в горле. Не знаю, что ещё… Под рёбрами сжало. В желудке стало тяжело. Вроде того.
Как-то не задумывался он об этом никогда. Он спросил бы, на кой чёрт Джиму это сдалось, но настроения не было. Голова соображала с трудом.
— Твой ход, — напомнил Джим.
— Что вы делали в последнее время?
Джим хмыкнул.
— Детка, тебе нельзя пить. Но я отвечу, только сначала скажи: ты скучал?
— Это второй вопрос, — произнёс Себ и прикусил язык. Зря он это. Впрочем, Джим не разозлился, наоборот, засмеялся:
— Большой мальчик. Хорошо, ответь на мой второй вопрос — и получишь ещё один взамен. Ты скучал?
Прицепился.
— Немного.
В ответ раздалось фырканье. Себ пожал плечами.
— У меня нет привычки лить слёзы над вашей фотографией, уж простите.
— Я глубоко оскорблён этим признанием, — заявил Джим со смехом. — Ладно, детка, мой черёд. Я ограбил банк, убил одного индийского чиновника, побывал в Венесуэле, подарил мисс Кларк одну непослушную террористическую ячейку, с помощью других, более сговорчивых ребят устроил пару терактов в Пакистане, организовал самоубийство в космической ракете. В основном, рутина.