Двадцать один день
Шрифт:
– Это называется обнимать, подопечный, – пояснил он, слегка откашлявшись, чтобы восстановить неожиданно хриплый голос. – Я тебе обещал показать, помнишь?
– Да, – кивнул Куроко. – Спасибо, Кагами-кун. Обнимать очень тепло. Везде тепло. Не только пальцам, – сделал вывод он.
– Вот и хорошо, – смутился Тайга, отчаянно краснея и снова принимаясь рассматривать стёртые носы кроссовок. – Ну, ступай в поезд, а то опоздаешь.
– Кагами-кун, – позвал подопечный, и Тайга поднял глаза. – «На душе скребут кошки» – это состояние тоски и беспокойства. Как если что-то происходит не по расписанию, если еда в тарелке смешивается или… – Он немного помолчал, но потом продолжил: – Или если ты уезжаешь, а друг остаётся. Это никуда не годится. И Второй от этого,
– Не поможет, – через силу улыбнулся Тайга. – Но, ты знаешь, я буду носить твоей псине котлеты. Не волнуйся.
– Спасибо, Кагами-кун, – кивнул Куроко. – До свидания.
– До встречи, Куроко, – Кагами махнул рукой.
Тайга никогда не понимал людей, которые бежали за поездом, за машиной или ещё за каким-нибудь средством транспорта, отчаянно размахивая при этом руками и пытаясь ещё что-то сказать уезжавшим в этом самом транспорте родственникам или друзьям. Никогда не понимал, но почему-то, едва «Кассиопея», чуть вздрогнув, тронулась с места, плавно набирая ход, тоже пошёл по платформе, постепенно ускоряя шаг и обходя оставшихся на ней людей. Через несколько мгновений он уже даже бежал и остановился, только когда платформа оборвалась. Поезд удалялся, постепенно превращаясь в маленькую точку, и, мелькнув напоследок ярким отблеском закатного солнца на начищенных боках, растворился.
Тайга стоял совсем один на краю платформы, отчаянно хлюпая носом и проговаривая про себя неожиданно всплывшие в голове названия остановок, с которыми следует «Кассиопея»: Омия, Утсуномия, Корияма, Фукушима, Сендай, Хакодате, Тойя, Ноборибетсу, Томакомай, Минами-Читосе…
========== Спешл! День триста двадцать первый. Босые ноги и свадебный торт ==========
Комментарий к Спешл! День триста двадцать первый. Босые ноги и свадебный торт
Дорогие и любимые наши читатели!
Хотя с даты публикации последнего, двадцать первого, дня прошло не так много времени, мы успели безмерно соскучиться по ставшим родным героям. А картинки их последующей счастливой жизни временами не дают спокойно спать)) Поэтому мы все-таки не утерпели и набросали небольшой (коротенечко, минут на сорок) отрывок. Не считаем это эпилогом, потому как согласны, что эпилог Двадцать одному дню не нужен - там все закончилось на нужной ноте. Но мы слабы, как все человеки))) А ручки чешутся будь здоров)) Поэтому пусть это будет спешл)) Очень надеемся, что он вас порадует.
Искренне ваши:)
Кагами решительно провёл ладонью по поверхности зеркала, стирая осевший на нём пар, и, уперев руки в края раковины, посмотрел в глаза собственному отражению. Лицо было усталым, а глаза – потухшими. Конечно, это можно было списать на усталость после ночного дежурства и работы на довольно сложном пожаре, с которого бригада вернулась только что. Можно было списать, что Тайга успешно делал вот уже больше полугода, хотя настоящую причину своей тоски знал слишком хорошо.
Когда кто-то жаловался ему на одиночество, Кагами обычно пожимал плечами, не понимая. Одиноко – можно пойти и встретиться с друзьями, в конце концов, тоже мне проблема. В итоге его собственное одиночество и оказалось каким-то странным, на первый взгляд, незаметным. Практически постоянно Тайга был окружён людьми. Во время дежурства он был вместе с ребятами из бригады. Хохмил, смеялся и зубоскалил, отпуская шуточки на тему скорой свадьбы Хьюги и Рико и по-прежнему недовольного подобным раскладом Кагеторы. Вечерами играл в баскетбол с Сейрин. Бегал до потери пульса, до боли в мышцах и до жаркого марева перед глазами. Минимум раз в неделю играл один-на-один с Аомине, а потом они заваливались в паб пропустить по стаканчику. Аомине травил язвительные байки про нескучный тандем Сакурая и Вакамацу или про очередное дельце ведомого теперь одной Сацуки и, к слову, неожиданно весьма успешного агентства «Лунный свет». Кагами хохотал от души и сам рассказывал о курьёзных выездах спасательной бригады, к примеру, как они распиливали тележку
В выходные часто приезжала Алекс, вечно недовольная, что Касамацу в очередной раз выходит работать в контору в законный уик-энд. Кажется, она даже переняла у Юкио привычку ворчать. После её визитов у Тайги оставалось ощущение переполненности нужной и ненужной информацией: что Акаши-сана таки упекли в дурку, что Сейджуро вылечился от наркозависимости и восстановился в университете, что Ханако-сан и Мурасакибара на отсуженные с помощью Касамацу деньги открыли небольшую кондитерскую. Что статья Тацуи, опубликованная в журнале с подачи Алекс, имела сумасшедший успех и даже была номинирована на какую-то там премию. Что теперь издательство намертво вцепилось в Алекс, лишь бы не потерять такой выгодный источник связи с неизвестным журналистом, пожелавшим публиковаться только под псевдонимом.
Тацуя писал часто, но ни разу не звонил. Как правило, раз в неделю, в крайнем случае, через десять дней Тайга получал письмо о том, что у товарища всё в порядке, где он путешествовал, как наконец выбрал для себя подходящее местечко, осел и обзавёлся недвижимостью, хотя пока Тацуя упорно не сообщал, где именно, и в гости не приглашал.
Такао, наоборот, писал редко и довольно кратко. Тайга знал все письма наперечёт. Короткое сообщение о том, что они успешно добрались до Саппоро, через пару недель после этого – обещанные куски из досье Куроко, которые прислал доку брат доктора Широганэ, пара наставлений о том, как лучше обустроить будущую комнату подопечного, и подмигивающий смайлик. Ещё через пару недель – сообщение о том, что они собираются в туристическую поездку в горы и не будут выходить на связь ещё пару месяцев. Потом, на его день рождения – короткое письмо с нового электронного адреса подопечного с поздравлениями, а вдогонку – парочка фотографий от дока. На одной – подопечный в ботаническом саду университета Хоккайдо, на второй – на знаменитых источниках, на фоне – окружённый макаками недовольный Шин-чан.
В октябре профессор Мидорима приезжал в Токио на конференцию, как и обещал, и привёз ещё весточку, что «терапия идёт успешно и налицо выраженные признаки социализации, разумеется». Были ещё какие-то термины, но их Тайга уже не запомнил. Понял только, что всё идёт хорошо. И продолжил ждать.
Комната подопечного была давно готова: плакаты с баскетболистами и поездами разных времён развешены по стенам, многочисленные шкафы с книгами по теории вероятностей – расставлены точно по росту, у окна – большой письменный стол со всеми письменными принадлежностями и запасом тетрадей на три года вперёд даже с учётом повышенной активности подопечного в формулировке новых теорий. В порыве вдохновения Тайга разворотил санузел, установив вместо душевой кабины небольшую ванну, чтобы подопечный мог спокойно плескаться. В кухню на отдельную полочку из супермаркета перекочевали все имевшиеся в наличии разделённые на сектора тарелки, а на холодильнике приютился «календарь настроения», который прислал док: каждый день нужно было выбирать магнитик с соответствующим настроению выражением лица. Тайга потратил две с лишним недели на то, чтобы вспомнить картинки у Куроко в тетрадке и по памяти неуклюже нарисовать собственные портреты с разными эмоциями, ещё больше – чтобы рисовать подопечного.
Тайга не знал, сколько ещё, но продолжал ждать, а его собственные одинокие рожицы на холодильнике становились всё более угрюмыми…
– Эй, Кагами! – В дверь раздевалки просунулась голова Коганея, и Кагами вынырнул из потока невесёлых мыслей. – Там к тебе посетитель.
– Кто? – буркнул Тайга, наскоро обтирая мокрую спину полотенцем.
– Какой-то щёголь в форме пилота, – отозвался Коганей, и Кагами замер, глядя в глаза товарищу по команде через зеркало.