Дважды благословенная
Шрифт:
Смех Итана, похоже, задел Тори.
— А тебе не приходило в голову, что у меня есть имя?
— По идее, должно быть, — откликнулся он.
— Так вот, меня зовут Тори. Сокращенное от Виктория. Итан молчал.
— А я буду называть тебя Итан. Так тебя, кажется, зовут? Он пожал плечами:
— Что ж, лучше Итан, чем то, как ты меня называла раньше. И где только такая воспитанная леди научилась таким словам?
Терпение Тори лопнуло. Брови ее сошлись на переносице.
— От таких, как ты! — фыркнула она и отбежала подальше от него.
Не успела она его оставить, как Итан уже пожалел, что так вышло. У него вдруг резко испортилось настроение, словно ее
…Кэтлин. С того момента, как он впервые увидел ее, Итан уже знал, что это именно та женщина, которая нужна ему. Все в ней было каким-то мягким, успокаивающим: лицо, фигура, голос, улыбка, пышная копна иссиня-чер-ных волос, бездонные глаза цвета неба на рассвете… Она пахла ромашками, горячим хлебом, свежевыстиранными льняными скатертями… Кэтлин никогда не спешила, хотя ни минуты не сидела без дела.
Всякий раз, когда он проходил мимо ее дома, она либо развешивала на веревках выстиранное белье, либо собирала в корзину цветы, либо с закатанными рукавами и с руками по локоть в муке месила у окна тесто. Когда он приходил к ней, они обычно сидели в гостиной. В руках у нее были пяльцы, и она склонялась над своим вышиванием, но при этом всегда внимательно слушала его рассказы, время от времени поднимая на него взгляд и вставляя фразу — всегда тактично и умно. В такие моменты Итан чувствовал себя самым сильным, самым умным и самым счастливым человеком в мире.
Тогда ему было девятнадцать. Они только что поженились и строили свой дом на небольшом участке земли, подаренном ему отцом к свадьбе. Дом был уже почти готов, и они решили съездить в город, чтобы купить еще кое-какой материал и взять немного денег в банке. Времени у них было в обрез, и на главной площади они расстались, решив, что Кэтлин пойдет за продуктами, а Итан — за материалами для дома, и договорились встретиться у банка. Кэтлин, как всегда, мягко, но настоятельно попросила его не задерживаться. Но Итан все-таки задержался в скобяной лавке, будучи не в силах не похвастаться перед встретившимися там дружками, какой замечательный дом он строит и какая у него замечательная жена. Когда вдруг раздались выстрелы, Итан выскочил из лавки и рванулся к банку. Но Кэтлин уже лежала у дверей в луже крови.
Тех двоих, что выбежали из банка с мешком денег — один из них еще отшвырнул с пути тело Кэтлин сапогом, — Итан не запомнил, да и не мог запомнить — их лица были закрыты платками до самых глаз. Но были еще двое, что ждали на улице. Люди шерифа открыли огонь, и один из бандитов — судя по всему, главный в четверке — едва не упал с лошади. Пытаясь обрести равновесие, грабитель потерял платок, закрывавший его лицо. Итан почти ничего не видел, прижимая к себе бездыханное тело жены и бормоча, словно в бреду, какие-то бессвязные слова, но лицо грабителя он запомнил хорошо. Этого лица он не забудет никогда…
Итан присоединился к людям шерифа, устроившим погоню за преступниками. Три недели они шли по следу, но затем потеряли его. Шериф повернул обратно и умолял Итана сделать то же самое. Но Итан чувствовал, что обратной дороги для него уже не существует.
Весь следующий год Итан проездил из города в город, из селения в селение, через пустыни, через реки вброд… Он словно не чувствовал ни испепеляющего зноя, ни проливного дождя. Он не знал, где остановится на ночлег
Когда — случайно или нет — конь снова занес Итана в родные края, родители даже не узнали его. Боясь, что сын повредится умом, родители умоляли его оставить безумную затею и снова осесть дома.
Но дома у Итана уже не было. Тот, который так и остался недостроенным, уже начал приходить в упадок и разрушаться. Итан и сам был как этот дом — от него словно осталась одна внешняя оболочка. И когда в городке появился некто Лон Фоукс, заявивший, что ему нужен человек, который умеет хорошо стрелять, Итан, не раздумывая, снова покинул родные края — на этот раз уже навсегда.
Время смягчило боль от потери Кэтлин, стерло из памяти ее лицо. Но ненависть осталась все такой же острой, как и в первый день. До последнего времени у этой ненависти не было имени. Лишь полгода назад Итану удалось наконец узнать имя человека, стрелявшего в Кэтлин. Кэмп Мередит.
Итан понимал, что теперь, по прошествии десяти лет, почти невозможно будет доказать причастность Мередита к давнему ограблению и убийству. Но он был уверен, что не только от этого преступления, но и от многих других тянется тайная нить к дому Кэмпа Мередита. Лон тоже имел достаточные основания для подозрений, но неопровержимыми доказательствами все-таки не располагал. Раздобыть их должен был Итан. Именно для этого Итану и необходимо было проникнуть в закрытую для посторонних организацию Мередита. И помочь ему в этом могла только Тори. От того, вернет ли Итан Кэмпу его ненаглядную дочь, зависело все. Мередит должен увериться в его надежности. Без этого все десятилетние усилия Итана пойдут насмарку.
Так что, нравилось ему это или нет, на последующие несколько дней Тори Мередит должна была стать его единственной заботой. «Главное, — решил Итан, — это добиться ее расположения». Для него это было не особенно сложно, а услугу могло бы оказать очень большую.
Итан уже успел заметить, что Тори не то чтобы очень обидчива, но лучше все-таки было ее не задевать.
Впрочем, большую часть этого дня Тори держалась от него на некотором расстоянии. Итана это вполне устраивало — чтобы нога быстрее зажила, ему нужен был покой. Но лежать весь день неподвижно тоже не следовало — чтобы разрабатывать ногу, Итан медленно прохаживался взад и вперед, превозмогая боль. Тори же весь день была занята. Она водила лошадей на водопой к обнаруженному неподалеку ручью, собирала хворост для костра. Когда в середине дня жара стала нестерпимой, Тори, расстелив одеяло в тени, немного подремала.
Наблюдая за девушкой, Итан обратил внимание, что любую работу Тори выполняет с удовольствием, спокойно и без излишней суетливости. Итан поймал себя на том, что ему это в ней нравится.
«Впрочем, — подумал он, — чем здесь особо восхищаться? Так, в сущности, и должно быть! Хватит с меня уже той нервотрепки, что она успела мне причинить!»
Лишь перед ужином к Итану наконец вернулась его разговорчивость — очевидно, она пришла вместе с аппетитом.
— Может, ужином займусь я? — дружески предложил он Тори. — Тебе уже, наверное, надоело готовить.