Две дороги
Шрифт:
Дружиловский молча слушал. Все, что он услышал пока, не очень ему нравилось, но организация Павлова, он знал, располагает солидными средствами. Там засела высшая военная аристократия. Недавно в газете «Руль» сообщили, что Павлов и группа его сотрудников были приняты самим претендентом на русский престол, великим князем Кириллом.
— В Риге я пытался создать филиал нашей организации, для этого и посещал салон Ланской, — продолжал Крошко. — Впрочем, я был там всего один раз. Как только понял, что господин Воробьев является сомнительной личностью, а он-то и ввел меня в дом Ланской, я оттуда давай бог ноги. — Крошко рассмеялся и спросил: — А Воробьева-то вы помните?
— Плохо, —
— Ну как же! Ведь именно он хотел содрать с вас деньги за знакомство со мной, за мои мнимые связи в советском посольстве. Позже я выяснил, что Воробьев попросту агент польской разведки. А там, как известно, собрана шваль со всего света.
— Но вы, помнится, и сами рассказывали, и еще так трогательно, что обнаружили у красных своего родственника, — не без ехидства сказал Дружиловский.
Крошко нахмурился и ответил не сразу. Попросив разрешения, он неторопливо раскурил сигару.
— Мне очень трудно сознаваться во лжи, но я обязан это сделать и принести вам свои извинения, — начал он, глядя на Дружиловского посерьезневшими голубыми глазами. — Воробьев... В тот день я еще не знал, что он за птица. Он взялся мне помогать в создании филиала «братства», знакомил с интересными русскими. Однажды сказал о вас — русский, который не болтает, а действует, с идеями, но предупредил, что вас надо заинтересовать. Сообщил, что вы почему-то проявляете любопытство к красным дипломатам. И я во имя своего дела пошел на ложь. И тут же пожалел об этом. Но было уже поздно. А на другой день я уже знал, кто такой Воробьев, вышел из этой игры и, чтобы не встретиться с вами, перестал бывать у Ланской. Еще раз прошу прощения. К сожалению, в эмигрантской среде ложь стала ходовым товаром, но наше «братство» этот товар категорически отвергает.
Крошко говорил очень серьезно, без постоянной своей обаятельной улыбки, и в глазах у него было выражение горечи. Дружиловский внимательно слушал, глядя сузившимися глазами на открытое красивое лицо Крошко, и, несмотря на свою настороженность и страх, не мог не верить ему — все, что тот говорил, было правдой. Воробьев — польский агент и жулик — он ведь действительно вымогал у него тогда деньги за знакомство с этим поручиком. Правда, потом, когда Дружиловский был уже в Польше, Братковский называл Воробьева не иначе как русской свиньей. Крошко этого может не знать и даже не должен знать, иначе это было бы подозрительно.
— А теперь меня привело к вам наше общее дело и некоторые планы нашего братства, — Крошко глубоко затянулся сигарой. — Мы стараемся по возможности объединить все более или менее солидные силы белого движения. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу порядочность? Я буду с вами предельно откровенен.
Дружиловский молча наклонил голову: дескать, зачем об этом говорить?
— Люди типа Зиверта или Орлова нас не интересуют, — продолжал Крошко, — хотя мы и признаем объективную пользу их деятельности. Но почему же тогда мы решили обратиться к вам? Нашего лидера Павлова заинтересовало объявление в газете о созданном вами агентстве. «Это должен быть человек честный и смелый — он все делает в открытую», — сказал про вас Павлов. Я хочу быть абсолютно искренним и сознаюсь, что я выказал тогда свое сомнение по вашему адресу. Я вспомнил салон мадам Ланской, мне показалось, что вы были там своим человеком, и это меня насторожило.
— Случайное знакомство, — обронил небрежно Дружиловский.
— И у меня вся эта публика тоже никаких симпатий
— Так или иначе я пришел к вам и открыл вам все. Знаете ли вы, что представляет собой наше «братство»? — спросил Крошко.
— Кое-что знаю.
— Тогда моя обязанность вкратце посвятить вас в наши дела. Мы организация политическая и серьезная. Нам чужды однодневные фейерверки, которые только обманывают надежды русских людей. Мы не стреляем по Кремлю из ракетниц. Мы роем под Кремль глубокую яму. Нас волнует не газетный эффект, а будущее России, ответственность за которое мы взяли на себя. Мы имеем неограниченные средства, незапятнанный авторитет, в результате чего нам доверяют избранные круги эмиграции. Павлов и я недавно были приняты великим князем Кириллом Владимировичем. Мы вступаем в прямые отношения с правительствами многих стран. Ну вот, — улыбнулся Крошко, — а теперь мы пришли к вам.
— Чем же я могу быть вам полезен? — спросил Дружиловский сдержанно, стараясь скрыть обуревавшую его горделивую радость. Он уже был уверен в том, что в руки ему идет крупное дело.
— Наше слабое место — использование печатного слова. Речь идет об издании брошюр, журналов, наших политических документов. У нас попросту нет человека, знающего технику этого дела.
— Вы хотите, чтобы я открыл агентство? — спросил Дружиловский с изумлением, дающим понять, сколь нелепо такое предположение.
— Нет, что вы! Отдельные поручения, — ответил Крошко.
— Об этом надо подумать.
«Не подумать тебе надо, а доложить немцам о моем визите и получить от них инструкцию», — усмехнулся про себя Крошко и сказал:
— Я бы предложил вам для начала навестить наше «братство». Познакомлю вас с нашими издательскими замыслами, покажу то, что мы делали в этой области до сих пор. Когда бы вы могли нас посетить?
Условились на следующей неделе.
Поручик Крошко поднялся.
— Не буду больше отнимать у вас время. До встречи. Я рад, что между нами все выяснилось, что мы теперь познакомились всерьез и, может быть, будем работать вместе. — Крошко улыбался на прощание обаятельно и доверчиво.
Дружиловскому показалось, что деятель «братства» заискивает перед ним.
«Посмотрим... посмотрим...» — говорил себе Дружиловский, провожая гостя до двери. Он уже составлял в уме донесение доктору Ротту.
На другой день Дружиловский, придя на конспиративную квартиру, с удивлением и страхом увидел там доктора Ротта. Он остановился посредине комнаты, по-солдатски вытянув руки по швам, молча и преданно смотрел на немца, не решаясь даже поздороваться.
— Садитесь, — кивнул ему Ротт. — Расскажите, что вчера было, — он уже имел письменный доклад Бельгардта о вчерашнем визите и теперь хотел выслушать другого агента.
Дружиловский рассказал, робея и запинаясь, но старался не пропустить ни одной мелочи.
— Это нас очень интересует, но вы должны кое-что знать, — доктор Ротт помолчал, поглаживая свой гладкий череп, и продолжал: — «Братство» пока поддерживают очень влиятельные люди Германии. Я сказал «пока», потому что сам я, и не только я, убежден, что этот альянс бесперспективен. Дело в том, что упомянутые мною влиятельные люди видят в «братстве» как бы отражение некоторых своих убеждений и планов. Короче говоря, они хотели бы, чтобы в будущей России к власти пришла партия национального возрождения, похожая на ту партию, какую они хотят и для Германии. А весь вопрос, насколько реальны возможности и насколько тверды убеждения «братства». Вы можете помочь нам это выяснить, если сумеете туда проникнуть.