Две кругосветки
Шрифт:
Крузенштерн понимающе улыбнулся и подарил одного попугая Тапеге.
Забрав подарки, счастливый его величество, с ног до головы обмотанный в красное, отправился восвояси.
Крузенштерн тоже остался доволен встречей: дипломатические отношения были установлены.
Глава 33. Нукагивские впечатления Отто Коцебу
«Вчера к нам с визитом приплыл сам король Тапега. У него — рожки. Мориц считает, что это смешно. Но здесь все мужчины ходят так. Бреют головы, а над ушами оставляют волосы и собирают их в два пучка.
Сегодня поутру король явился снова. Привёз капитану пудинг из плодов хлебного дерева и кокосовых орехов.
Пудинг понравился. Тем, кому достался, разумеется.
Только не мне. Я, право, не был раздосадован. А вот его королевское величество огорчился. Он надеялся получить ножницы за свой пудинг, но не получил их. (Мы всё время требуем свиней, но их не доставляют.)
Потом король долго торчал перед портретом жены капитана. Портрет написан масляными красками и висит в каюте Крузенштерна. Кудрявые волосы его жены привели короля и прочих туземцев в восхищение.
Думаю, Крузенштерн всерьёз опасался,
К счастью, гости заметили зеркало, и тут же забыли о портрете. Они искренне недоумевали и придирчиво оглядывали стену — позади зеркала.
Тапеге понравилось глядеться в зеркало. Похоже, он готов теперь любоваться на себя по нескольку часов кряду!
Мориц с Русей подглядели как-то за Его Величеством, как тот вертится перед зеркалом, надувает щёки, таращит глаза, и выдумали новую игру. Руся делает вид, что он Тапега, а Мориц — что он его отражение. Руся губы выпятит и живот вперёд выставит — и Мориц за ним. Руся присядет и рожу дурацкую скорчит, — и Мориц тоже. Как две обезьяны. Обхохочешься! Так наловчились друг за другом повторять, что у них всё почти одновременно получается. Всех насмешат, потом сами ржут до колик.
Кстати, до сахара его величество такой охотник, что беспрестанно просит его и ест по целому куску. А после завтрака король, не простясь ни с кем, соскочил с корабля в воду и поплыл к берегу. Никаких церемоний!
Я бы тоже не прочь стать королём на таких условиях. А Мориц не хочет. Он любит сахар, но его отпугивают рожки. К тому же надо татуироваться, а это, говорят, очень больно.
Толстой сказал, что хочет сделать себе татуировки на спине и груди. Охота ему быть синим, как Тапега!
Вот умора! Сегодня Морица облапошил островитянин.
Приплыл дикарь, и на шее у него было привязано что-то белое, похожее на украшение или амулет. Мориц издалека принял это за большой зуб. Он дал за него дикарю иглу для сшивания мешков. Дикарь, как только торг был заключен, разразился громким смехом.
Ещё бы ему было не захохотать. Он продал Морицу очищенный банан!
Дикарь нацепил его на шею нарочно, чтобы обмануть какого-нибудь доверчивого покупателя вроде моего братца.
Мориц поначалу надулся и стоял весь красный.
Впрочем, когда дикарь досыта нахохотался, то снова подплыл к кораблю, и вернул иглу. Мориц, уже улыбаясь, подарил-таки иглу нукагивскому шутнику.
Похоже, туземцам нравится разыгрывать доверчивых европейцев. Их король Тапега — не исключение. Говорят, давеча, когда он гостил на „Неве“, и сидел на шканцах, мичман Берг стоял рядом и осматривал весло, купленное капитаном Лисянским у одного островитянина. Берг случайно выронил весло, да, как на грех, прямо на голову Тапеге.
Король схватился за голову руками и корчась, свалился на палубу, как будто получил cильный удар.
Все переполошились. (Легко могу представить!) Испуганный Берг, стараясь загладить неумышленный свой поступок, подарил королю кусок железного обруча в 4 дюйма длиною.
Тогда его величество тотчас вскочил, обрадованный — и давай хохотать, показывая знаками, сколь искусно умел он притвориться.
Сегодня, как следует вооружившись, съехали на берег Крузенштерн, господин посланник и большинство наших офицеров для визита к его величеству Тапеге. Их сопровождают англичанин и француз.
Перед отъездом Крузенштерн велел выстрелить из пушки. Теперь наш корабль объявлен табу, чтобы в отсутствие капитана посторонние не всходили на борт. На шлюп островитяне не лезут, всякий торг прерван, однако плавающие вокруг туземцы возвращаться на берег не спешат.
Думаю, они могут так плавать хоть целый день.
Некоторые женщины приплыли с детьми на плечах. Другие — с большой палкой, к которой привязаны вещи. Даже шестилетние дети плавают вокруг корабля без отдыха по нескольку часов!
Проголодавшись, они здесь же, в воде, едят кокосовые орехи.
Табу — штука замечательная. Охраняет получше ружья. Туземцы считают, что нарушивший табу немедленно погибнет.
Сегодня, наконец, снарядили баркас для того, чтоб налиться водой. Левенштерн взял меня с собой.
Прибой был такой сильный, что лодку нельзя было подогнать к берегу. Поэтому мы наполняли наши маленькие бочки, а потом предоставляли дикарям доставлять их на баркас. Наши матросы не смогли бы с той же ловкостью, что и они, переносить бочки через прибой.
Брат и родственники короля не сочли унизительным помогать нам набирать воду. Когда работа была окончена, и мы сели в баркас, начался отчаянный шум. Каждый за свои труды получал кусок старого железного обруча. И каждый старался схватить вместо одного куска сразу два…
10 мая с утра к нам приплыл посланец короля. Он рассказал, что с гор на рассвете видели трёхмачтовый корабль. Тапега решил предупредить Крузенштерна (вдруг на корабле его враги). Но это наверняка наша „Нева“! Навстречу „Неве“ послали лодку, чтобы ввести её в залив.
Тут много интересного. Нукагивцы мастера ходить на ходулях — с их помощью они переходят через ручьи.
Рыбу они ловят странно — толкут камнем корни какого-то растения, а потом рыбак ныряет на дно и разбрасывает это зелье. Рыба от него пьянеет и всплывает на поверхность воды полумёртвая, тогда её и собирают без особого труда…
Интересно, каково-то её потом есть?
Ну, рыбу они ловят мало. Это занятие у них не в почёте.
Сегодня я узнал про Нукагиву самое главное!
Это остров каннибалов!!!
Робертс уверяет, что они едят только своих неприятелей, убитых на войне. Я бы не хотел воевать с ними.
Сейчас у них перемирие. Но через месяц-другой война снова начнётся.
При прежнем короле бухты Таиохае, отце Тапеги, войны с соседями были чаще: он был большой охотник до мозгов человеческих! Вот ужас-то!
Робертс сказал, что убивший врага получает его голову. Он отрезает её немедленно, делит череп пополам и сразу проглатывает кровь и мозг.
Мориц, кстати,
Словом, мы стойко выслушали до конца. И поэтому мы знаем, что происходит потом.
Вот что. Победитель очищает череп от мяса, украшает клыками кабана и связывает под челюстью волокнами кокоса. Этот череп служит свидетельством отваги, и его подвязывают к одежде на талии.
Эспенберг и Лангсдорф нынче сильно повздорили из-за такого черепа, проломанного камнем, — каждому хотелось его иметь…
А мне вот такое сокровище даром не надо.
Мориц принёс бананов, но мы с Русей не стали. Да мне что-то вообще сегодня есть не хочется…»
Глава 34. Песня каннибалов в репертуаре Раевского
Стоя на шканцах, Крузенштерн отчитывал приказчика Российско-Американской компании купца Шемелина. По просьбе посланника Резанова тот накупил всякой всячины за топоры, которых на корабле оставалось совсем мало.
— Что это вы себе позволяете, господин Шемелин? Вы что, не слышали приказ капитана? — Крузенштерн был зол не на шутку. — Мену с островитянами я разрешил только только на бусы, зеркала, пуговицы, ножницы…
— Виноват, господин капитан, однако господин посланник распорядились…
— А ежели припасы кончатся? Что господин посланник тогда есть изволят? — раздражённо перебил его Крузенштерн. — Нукагивские безделушки? Уже обглоданные черепа? Или, быть может, он изволит скушать вместо купленных здесь свиней свою тенерифскую мумию? — И капитан бросил быстрый взгляд на старпома, стоявшего рядом.
Ратманов, всей душой болевший за своего капитана, коротко, не без ехидства, ухмыльнулся. Потом нахмурился. Иван Фёдорович рисковал, произнося такие речи в адрес государственного посланника. Ведь чем это может обернуться по прибытии в Россию — неясно.
Одно было ясно — терпение Крузенштерна лопнуло.
— Воля ваша, Иван Фёдорович, только это не безделушки, а для научной коллекции важные экспонаты, — оправдывался купец.
— Вы мне будете говорить о науке, господин Шемелин! — вскипел Крузенштерн.
— Для коллекции императорской кунсткамеры! — повторил Шемелин со значением. — Так сказали господин посланник.
Ратманов скривился.
— Господин посланник много понимает в науке, а ещё более в мореплавании, — презрительно процедил он в сторону.
— Да ведь я не могу ослушаться, господа, когда сам господин посланник…
— А меня вы можете ослушаться? — повысил голос Крузенштерн. — До тех пор, пока я — капитан, я здесь приказываю. Капитан отвечает за жизнь каждого на судне. И все — слышите? — все без исключения здесь должны исполнять мои приказы! Если хотите благополучно прибыть домой!
— Резанов обещает по прибытии в Камчатку заковать вас в оковы… — дрожащим голосом доложил Шемелин.
— Посмотрим! — Капитан отвернулся, давая понять что разговор окончен.
Сконфуженный Шемелин потоптался на месте, теребя бородку.
— Я бы и сам свежинки поел. Для восполнения, так сказать, жизненных соков организма, — забормотал он, — но его превосходительство господин посланник приказали…
— Заладил! — махнул на него рукой старпом и тоже отвернулся.
Шемелин ретировался.
— Макар Иванович, голубчик, вы не знаете где Робертс? — спросил Крузенштерн у Ратманова.
— Как же, знаю. Они с Лангсдорфом на берег съехали. Господин Лангсдорф словарь нукагивского языка составляет и зарисовки делает, — пустился в объяснения Ратманов. — И Раевского с собой взяли — пусть его Робертс туземному диалекту обучает. Он, мол, быстрее слова запоминает, нежели господин Лангсдорф успевает их в словарь записывать. Так я же вам докладывал! — прибавил он удивлённо.
— Да-да, вспомнил! — прижал капитан ладонь ко лбу. — Всё из головы вылетело с этими господами из Американской компании… — пожаловался он старпому.
Старпом только руками развёл.
— Так вот. Лисянский собирался завтра с самого утра наливаться водою. Нужен будет Робертс, как вы понимаете. Удобнее будет, если он сегодня переночует на «Неве».
— Так пускай Лисянский возьмёт Кабри!
— Ох, нет! — покачал головой капитан. — Всё-таки я Робертсу больше доверяю, — признался он. — Проследите, Макар Иванович, чтоб всё было исполнено. А то я Юрию Фёдоровичу клятвенно пообещал, что завтра в его распоряжении будет переводчик…
Всё исполнили в точности, Робертс с вечера был отправлен на «Неву».
С ним поехал Раевский.
Нельзя сказать, что Руся был этим доволен.
Он-то после ужина собирался отдохнуть, наконец, от зубрёжки нукагивского и обсудить с Морицем возможности завтрашней рыбной ловли и купания…
А ещё — рассчитывал исполнить Морицу и Отто народную песню жителей Нукагивы. Как пометил в своих записях Лангсдорф, она исполнялась меланхолическим однообразным басистым голосом. С басистостью у Руси пока не всё было в порядке, а вот меланхолической однообразности — сколько угодно.
Слова в песне были весьма устрашающие. По-русски она звучала примерно так:
Где этот огонёк на острове? Зачем этот огонёк? Чтоб жарить неприятеля! Давай разведём огонь! У нас есть огонь! Станем его жарить. Мы его поймали. Он хотел бежать. Теперь он убит! Сестра плачет. Родители плачут. Его дочери плачут Первый день. Второй день. Третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый день.Вот, собственно, и вся песня.
Петь её полагалось хором. Так что братьям Коцебу ничего не остаётся, как выучить её тоже.
Особенно эффектно звучало:
— Тау-и-па-та-хо-о! — Чтоб жарить не-при-я-те-ля!
Словом, песня должна была иметь большой успех.
— Нет, — сказал Ратманов. — Тебе, братец, велено всюду сопровождать толмача. Планы расстраивались, но что тут поделаешь. Руся, вздохнув, повиновался.
Глава 35. Заговор
Татуировка была делом решённым. Толстой лежал, небрежно развалившись в тени пальмы, и ожидал начала процедуры, когда к нему подошёл Кабри и стал требовать платы за то, что свёл его с лучшим здешним мастером по татуировкам.