Две полоски. Залетела от незнакомца

Ромуш Джулия

— Люблю, — Давид с готовностью кивает, — и я капустой, и с картошкой, и с мясом люблю.

— Смотри прожорливый какой, — смешок из моего горла вырывается, бабушка сегодня в ударе, — с мясом ему подавай. С капустой лопать будешь.

— Может вам помочь сантехника вызвать? Настоящего. Потому что с краном точно что-то делать нужно. Так оставлять нельзя. И поменять бы...

— Такого же бестолкового, как сам?!

— Ба!

Быстро вмешиваюсь. Давид вообще чинить ничего не должен был. Он вообще непонятно по какой

причине не отказался и под мойку полез. Со своей рукой.

— Сама я найду! Мне Галя там газету приносила, вот там и найду!

— Давид, вы сегодня в больнице были?

Перехожу на строгий тон, взгляд на его руку перевожу. У него же уколы! И как он вообще из больницы ушел?

— Был, — кивает с улыбкой, — и даже укол утром сделал. Правда, не самый приятный.

Тут же кривится, а я снова улыбаюсь.

— А это бабуле?

Киваю на букет, который на столе лежит. Красивый, кстати. Но я еще не до конца от шока всего происходящего отошла. Да и смущаюсь немного. Не привыкла, что ко мне домой пациенты приходят. Краны чинят, и цветы носят.

— У меня на них аллергия!

Бабуля тут же в подтверждение своим словам кивает и, чертыхнувшись из кухни, уходит.

— Цветы тебе, — Давид улыбается, сверкает белоснежной улыбкой.

Чувствую, как мои щеки еще сильнее гореть начинают. Ставлю цветы в вазу и включаю чайник.

Пирожки бабули на весь дом вкусно пахнут, во рту моментально слюна собирается.

— Что уже с вами делать, Давид, садитесь, кормить вас буду.

Произношу с наигранным вздохом, а сама улыбку прячу. Он у меня весь день из головы не выходил, и вот он на моей кухне сидит. И вот как это называется?

Давид

Василиса так обрадовалась цветам, что даже усадила меня за стол. Кормить. А ведь мог и не догадаться купить букет.

Я вот искренне, от всего сердца благодарен челу, который сунул мне рекламный буклет. Я же обычно их не беру. Даже окно не открываю, когда вижу, что на светофоре очередной бедолага торчит с пачкой буклетов. Или очередная.

Хорошо, что в этот раз изменил своим правилам, зато теперь сижу на кухне и пирожки топчу. Вкусные, а главное, свежие. Это вам не дед с кабачковой икрой прошлого столетия.

— Давид, вы будете чай или кофе? — Василиса снимает с плиты чайник.

— Кофе я уже пил, — отвечаю, вгрызаясь в очередной пирог, — давай чай.

— Вам черный, зеленый?

— А лимон есть?

— Есть.

— Тогда черный с лимоном. И кружку побольше.

И с краном мне тоже повезло. Проблема на самом деле копеечная, я справился без проблем. Единственное, одной рукой не очень удобно было управляться, но получилось неплохо.

— С сахаром или с медом?

«С тобой!» — хочется добавить, но я не рискую. Очень странно она отреагировала, когда я ее по ноге гладил. Хотя может дело в обстановке? Там она была на работе, там нужна субординация, а здесь обстановка неформальная.

Но все равно не рискую.

Василиса ставит передо мной чашку пахучего чая. Делаю глоток и с блаженством вытягиваю ноги. Василиса осторожно через них переступает, а я прячу ухмылку, наклоняясь над чашкой.

Кухня у них маленькая. Я почти до противоположной стены достаю. Если в теории меня положить на пол, то я помещусь только по диагонали.

Зато у меня кухня огромная. Не в смысле у деда, а дома, в городе. И окажись мы там сейчас с Василисой, разве я стал бы тратить время на чай?

Она бы уже на столешнице сидела с разведенными ногами и стонала так страстно, как той ночью. А я в ней был. И не просто стонал бы, орал. Так как мы ночью отрывались, и ни на кого не оглядывались, даже не моих собак.

От таких мыслей член твердеет, сидеть становится неудобно. Я в джинсах, стояк в ширинку упирается, а я не могу поправить, потому что Василиса смотрит. Мне бы прикрыться чем-то, только чем? Разве что руками, но руки заняты чаем с пирожками.

Спасает положение бабка Василисы.

— Вась, что же ты гостю нашему не дашь ничего на колени постелить? — она материализуется в дверях, укоряюще ворчит и подает мне полотенце. — Вот, возьми, а то жалко.

При этом она многозначительно указывает взглядом на мои джинсы.

Я спасен! Не даю договорить, выхватываю полотенце и закрываю стояк.

— Спасибо! Я только собирался попросить.

По непроницаемому бабкиному лицу сложно понять, что она имела в виду и чего конкретно ей жалко. Джинсы или меня под джинсами. Но в любом случае ее жалость мне на руку.

— Что ж ты парня голодом моришь, Василиса? — не отстает бабуля от внучки. — У него уже пирожки в тарелке закончились. Ты бери пирожок, ешь, а то вон какой худой.

Чуть не давлюсь пирожком. Это я худой? Я могу на одно плечо бабку посадить, на второе Василису, и еще для деда место останется. А в дверной проем я прохожу только пригнувшись. Но видимо у стариков свои критерии, дед тоже постоянно бубнит, что я похож на глисту.

— Вам нужно будет показаться в клинику доктору, — говорит Василиса, отпивая чай. С удовольствием за ней наблюдаю. — И перевязку сделать.

Мне все нравится — и как она на него дует легонько, чтобы не обжечься. И как отхлебывает.

— Так я только оттуда, — беру очередной пирожок, — а для перевязки у меня теперь персональная медсестра имеется.

Я, конечно, рискую получить в лоб таким примитивным подкатом, но Василиса смущенно улыбается и отводит за ушко выбившуюся прядь. И меня снова накрывает когнитивный диссонанс.

Это точно она у меня была? Я точно ничего не путаю? Или существует две разные Василисы?

Как бы у нее так спросить, и при этом не отхватить по ебальнику? Васька долго думать не станет, реакция у нее отменная.