Две силы
Шрифт:
ТОВАРИЩ ПАРКЕР
Из кабинета товарища Бермана Стёпку отвели в общую камеру. Там было столпотворение вавилонское почти в самом буквальном смысле этого слова. Ойроты и тунгузы, китайцы и дунгане, русские и евреи – всё было перемешано в одну рваную и вшивую кучу, которою толково, с полным знанием тюремного дела, управляла полдюжина вороватого и пронырливого вида парней – это были профессиональные воры – урки. В углу камеры сидело несколько буддийских лам, молча погружённых в свои буддийские молитвы и не обращавших
Какой-то седобородый еврей убедительно доказывал одному из урок, что он-то решительно не при чём, он, просто, – часовых дел мастер, и он, просто, приехал из Америки в еврейское государство, в Биробиджан.
– А, из Америки, говоришь, приехал?
– Ну, да, из самой Америки, даже из Бостона. Я же в России родился, ещё в царской.
– Ну, и дурак.
– Почему же это, спрашивается, дурак? – обиделся часовых дел мастер.
– А это ты у своей мамы спроси, почему.
– Так я же в Биробиджан.
– Вот тебе тут и пропишут твой Биробиджан. А за что тебя сцапали?
– А я знаю, за что? Я на станции вышел за кипятком, а поезд взял и ушёл…
– Тут ещё один такой умный есть, тоже из Америки.
– И тоже в Биробиджан?
– Иди и спроси. Один дурак и другой дурак, вот, будет целых два дурака, всё-таки веселее. Вот там сидит, – урка показал в угол камеры.
Часовых дел мастер направился к своему товарищу по Америке и по несчастью. Стёпка, из совершенно голого любопытства, пошёл за ним.
На щёгольском чемоданчике, Стёпка таких в жизнь свою не видел, сидел рыжеватого вида мужчина, лет, этак, слегка за тридцать. Сложен он был коренасто и крепко, и в зубах у него торчала коротенькая трубка.
– Скажите, вы тоже из Америки? – обратился к нему часовых дел мастер.
– Тоже из Америки, – сказал рыжеватый мужчина.
– А ты почему по-русски, а не по-американски говоришь? – вмешался Стёпка.
Рыжеватый мужчина посмотрел на него снизу вверх.
– А я и по-американски тоже могу.
– Так чего же тебя черти сюда принесли?
– Был коммунистом.
– Почему был?
– Теперь начинаю переставать.
– Ну, скоро совсем перестанешь, – утешил его Стёпка. – Помрёшь – и перестанешь. Тут помереть – это раз плюнуть…
Часовых дел мастер просунулся между Стёпкой и рыжеватым мужчиной и что-то стал лопотать на неизвестном Стёпке языке. Насколько Стёпка мог понять из телодвижений часовых дел мастера, у того куда-то уехала целая семья. Сам он отстал от поезда, а семья уехала, вероятно, в Биробиджан. Часовых дел мастер скоро иссяк и, видимо, не получил от рыжеватого мужчины никакого утешения. Понурив голову, и бессильно разводя руками, он исчез в вавилонскую кучу людей, Стёпка присел на корточки перед рыжеватым мужчиной и спросил.
– А тебя как звать?
– Паркером.
– Чудное имя.
– Бывает…
– А ты по нашему говорить где научился?
– Мать русская…
Паркер смотрел на Стёпку с видом полнейшего равнодушия, и Стёпка начинал чувствовать нечто вроде антипатии. Вот, сидит буржуй – чемоданчик, костюмчик, трубка вот какая, и, видимо, ничего не боится. Вишь, задаётся…
На Стёпку нахлынуло непреодолимое желание прихвастнуть.
– А
– И слава Богу, – равнодушно сказал Паркер.
– Шпиёнов пойдём ловить.
– Ну и лови.
– Тут такой шпиён, самый главный, Светлов, мильён рублей я за него получу.
Трубка в зубах Паркера не дрогнула ни на один миллиметр.
– Светлов, говоришь. Ну, если поймаешь, кланяйся.
– Почему кланяйся?
– Не хочешь – не кланяйся…
– А ты его знаешь?
– Меньше, чем тебя.
– Так почему-же кланяться?
– Нужно вежливым быть.
Стёпка, сидя на корточках, волчьими глазами всматривался в крепко сколоченное лицо американца: так вот они, какие бывают, из буржуйских стран, и один спинжак чего стоит, да и не найти у нас такого. В Стёпкиной душе продолжало нарастать нечто вроде раздражения.
– Так чего же ты сюда приехал?
– Социализм строить…
– Ну и еловая твоя голова!
– Какая уж есть.
– А ботинки такие сколько там у вас стоят?
Стёпка нагнулся и погладил ботинок рукой. Когда он поднял голову, то на какую то долю секунды он заметил, или ему показалось, что он заметил, пристальный, испытующий взгляд Паркера. Но этот взгляд, если он и был, мелькнул и исчез.
– Долларов десять, – сказал Паркер.
– А на рубли, это сколько будет?
– Не знаю, я не банкир. А, вот, ты, если тебя выпустят, скажи, чтобы мне передачу прислали.
– Кому сказать?
– Да кому-нибудь. Скажи, сидит тут бывший американский коммунист Вильям Паркер, может быть, иностранцу помогут…
Паркер снова посмотрел на Стёпку как-то по особому. Вынул из кармана кисет и протянул его Стёпке. Стёпка, порывшись по карманам, нашёл смятый клочок газетной бумаги, свернул цыгарку и с наслаждением затянулся. Трубка мира была выкурена в молчании, Стёпка не курил уже несколько дней и не хотел прерывать этого наслаждения никакими разговорами. Но в его голове складывалась мысль, что всё это как-то неспроста. Конечно, если бы он, Стёпка, и пошёл бы заявлять начальству об этом разговоре, то, собственно, и заявлять было бы нечего. А всё-таки неспроста. Стёпка собрался, было, задать ещё несколько косвенных вопросов, но в это время из дверей камеры раздался зычный голос:
– Эй, кто там Стёпка, катись сюда.
Стёпка вскочил, как подколотый.
– Ну, пока, – бросил он Паркеру.
Паркер махнул рукой. На этой руке Стёпка заметил голубую татуировку…
ДРАМА НА МОСТУ
По бесконечным коридорам тюрьмы Стёпку вывели на тюремный двор. От яркого солнечного света Стёпка зажмурился и только постепенно стал раскрывать глаза во всю их ширь. Когда этот процесс был закончен, Стёпка обнаружил, что на тюремном дворе стоит огромный шестиколёсный автомобиль, около автомобиля стоит какой-то офицер с тремя солдатами, и тут же семипудовой глыбой торчит звериного вида мужчина, вот тот самый, который в кабинете Бермана собирался бить Стёпку по морде. Стёпке показалось, что даже солнечный свет слегка померк.