Две женщины
Шрифт:
Венди сидела на ступеньках здания суда. Она наблюдала, как люди сновали взад-вперед. Все спешили по собственным делам. На тротуаре стояла Розель и нервно курила. Должно быть, это была ее двадцатая сигарета за день. Венди видела, как Розель бросила окурок на землю, растоптала его и вновь тут же закурила. Венди и сама не отказалась бы сейчас затянуться, но она дала матери честное слово, что бросит курить, а слово есть слово. Тем не менее курить сейчас хотелось просто зверски.
От неподвижного сидения у Венди
Она взглянула туда, где толпились представители телевидения и прессы, и улыбнулась. Никто из них пока не догадывался, кто она, – Джеральдина позаботилась об этом. Еще какое-то время она побудет просто красивой девочкой в модном черном костюме, подаренном Розель. Все было щедрым даром Розель: туфли, сумочка, даже стрижка. Какая чудесная подруга есть у них.
Скоро все узнают, что Венди изнасиловал родной отец. Станет ясно, почему мать наносила удар за ударом, так, что было сложно установить его личность. Скоро Венди появится во всех газетах. Джеральдина предупредила ее, как работает пресса.
Венди думала, что готова к этому. Что сделано, то сделано! Она надеялась, что ее показаний будет достаточно, чтобы мать вышла из тюрьмы и вернулась домой, к собственной жизни и детям. Она пожертвовала всем ради спасения дочери. Венди будет всегда помнить об этом. И неважно, что говорят миссис Иппен и ей подобные.
Ее мать стоит сотни таких миссис Иппен. Даже тысячи. Она – настоящая героиня, и всегда останется героиней для Венди, невзирая на исход сегодняшнего дня. Венди все же надеялась, что приговор будет тот, на который они рассчитывали. Она даже подумать не могла, что Сьюзен не освободят. Ее жизнь и так была просто невыносимой.
Джеральдина заявила, что Сьюзен Далстон находилась на момент преступления в состоянии аффекта. Узнав, что муж изнасиловал дочь, она потеряла контроль над собой и хотела лишь одного – стереть этого человека с лица земли.
Газеты будут смаковать эту новость. Канул в лету Барри Далстон – обаятельный рубаха-парень, а на его месте появился тот человек, каким он и был на самом деле: жестокий, распутный, страдавший венерическими заболеваниями извращенец, разрушивший жизнь своей семьи.
Джеральдина позаботилась об этом: она собрала о Барри все, что смогла найти, и портрет получился не из приятных. Газетчики были в полном восторге. Все средства массовой информации теперь хотели только одного: чтобы Сьюзен оказалась на свободе.
Дорин уже жалела, что согласилась на уговоры Айви и пригласила ее к себе вместе подождать вынесения приговора. Старуха доводила ее просто до белого каления.
– Когда Сьюзен была совсем крохой, она была моей любимицей.
Дорин уставилась на Айви. Видимо, старуха совсем выжила из ума. Ни для кого не секрет, как она относилась к Сьюзен, когда та была маленькой. По телевизору начались новости, и обе женщины внимательно вслушивались в каждое слово диктора, надеясь услышать о Сьюзен.
Дорин окинула
– Я в том смысле, что, даже если она его и убила, надо вникнуть в дело поглубже. Он ведь не был нормальным человеком. Не платил налоги. Веришь или нет, но я возненавидела его с самой первой минуты. Я предупреждала ее. «Ты проклянешь тот день, когда решила связать с ним жизнь», – говорила я ей. Но она не слушала. Была влюблена.
Дорин посмотрела на женщину и тихо сказала:
– Айви, дорогая…
– Что?
– Заткнись, твою мать!
Айви поджала губы и вздохнула, затем налила себе еще виски и снова начала болтать.
Настало время ужина, но женщины не спешили покидать комнату отдыха. Когда они все же выстроились в очередь для получения еды, то старались двигаться как можно тише. Райанна сидела за столом и ждала, когда Сара, как обычно, принесет ей еду.
Надзирательница Блэксток села напротив.
– Еще никогда в жизни я не переживала так из-за заключенной.
Райанна рассмеялась:
– Говорят, все когда-нибудь бывает в первый раз.
– Мне нравится старушка Сьюзен. Ее здесь все любили.
– А за что ее не любить? Она хороший человек. Мы все здесь хорошие. Будь у вас время присмотреться, вы бы это поняли.
– Тихо, новости начинаются, – рявкнула надзирательница, встала и грохнула подносом по столу. Воцарилось молчание. В пространстве комнаты громко и отчетливо звучал голос диктора.
– Сегодня решением апелляционного суда была освобождена Сьюзен Далстон…
Громкие крики заглушили голос диктора. Надзирательницы и заключенные обнимались и кричали. Ликовала вся тюрьма. Стучали тарелками, топали ногами. Шум стоял оглушительный.
Начальница тюрьмы, сидевшая у себя в кабинете, улыбнулась, затем, нажав на клавишу интеркома, сказала:
– Пусть покричат немного. Дадут выход эмоциям.
Алана кричала. Барри тоже. Рози присоединилась к ним в этом благом деле. Дэбби, полусмеясь, полуплача, обнимала их. Затем, открыв шкаф, достала оттуда большой малиновый торт.
Все закончилось, ее сестра возвращалась домой. Алана крепко обняла ее:
– Спасибо за все, тетя Дэбби. Ты прелесть, я так люблю тебя.
Дэбби тоже крепко прижала ее и с грустью сказала:
– Я тоже люблю тебя, дорогая. Всех вас. Никогда не забывай об этом. Знай, что мой дом – твой дом.
Алана кивнула, в ее глазах блестели слезы счастья. Барри, улучив момент, отковырнул пальцем глазурь, которой был украшен торт, и быстренько засунул добычу себе в рот. Это разрядило атмосферу. Все бросились к торту и принялись счищать с него глазурь. Начался настоящий бой, и прямо на глазах Дэбби ее чистая уютная кухня превратилась в поле военных действий, а она сама смеялась так, как не смеялась никогда в жизни.