Две женщины
Шрифт:
Джун понимала, что ответа не получит. Ему нечего было сказать.
– Может, кое-что заложить? Пойду к дяде, вдруг он подбросит сколько-нибудь? Вообще-то он может дать остальную сумму, ведь у тебя сейчас работа постоянная, так что он нам поверит. Дэви должен получить свои деньги во что бы то ни стало. Если он перестанет тебе доверять, мы окажемся по уши в дерьме. Без его поддержки ты ничто, Джоуи, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше будет для всех нас.
Джун кивнула Дэбби:
– Ты, надевай свое гребаное пальто. Пойдешь со мной, ясно? Мне нужна помощь. Не каждый день приходится ходить по улицам с тремя тысячами фунтов в сумочке.
Затем она обратилась к Джоуи:
– А ты полезай в холодную ванну, черт тебя подери, и помни: ты должен к приходу Дэви быть
Джоуи мотнул головой. Это означало, что он слышал. Джун решительным шагом вышла из гостиной и направилась в комнату Сьюзен.
– Встань, оденься и приведи в порядок своего отца. Свари ему кофе и дай поесть. Заставь его что-нибудь съесть, ну хотя бы жареного хлеба, хорошо? Думаю, ты все слышала и понимаешь, в какой мы заднице. Поэтому мой совет: постарайся быть разумной, и возможно, – я говорю «возможно», – через день-другой ты выйдешь из своей комнаты, потому что в доме понадобится твоя помощь.
Сьюзен молча кивнула. Она слышала каждое слово и дала себе зарок позабыть все, что произошло этим вечером у них в доме. Ей необходимо было вырваться отсюда, причем как можно скорее. Следовало предупредить Барри, очень серьезно предупредить. Ее отец не остановится даже перед убийством, лишь бы только о нем ничего не узнали. Непременно надо было внушить это Барри, и чем раньше, тем лучше. Сьюзен сразу стала одеваться.
Маркус Штейн был хорошим человеком. Это был крепыш небольшого роста с доброй улыбкой и грустными карими глазами, унаследованными от его еврейских предков. Каждый вторник по вечерам он посещал свою малышку, как он называл Бэбс, а потом отправлялся в паб, чтобы посидеть там с близкими друзьями. Уже потом он отдавал вырученные за день денежки своему племяннику Джейкобу. К Джейкобу Маркус относился как к родному сыну, которого у Маркуса не было. Джейкоб, сын его сестры, рос хорошим мальчиком – сильный, красивый, трудолюбивый. В будущем Маркус собирался оставить ему весь свой бизнес и радовался, что его дело перейдет в надежные руки. Жена Маркуса была прикована к постели. Она пребывала в таком состоянии почти все время, что они состояли в браке.
Работа на рынке давала неплохой навар, но для еврейской общины хороший ростовщик – почти как родной дядя. Маркус давал деньги в долг – сначала небольшие суммы, но теперь он уже имел прибыль от трех до пяти тысяч фунтов в неделю. В общем и целом жизнью он был вполне доволен.
Подойдя к дому, где жила Бэбс, Маркус поправил галстук и пригладил редкие седые волосы. Он считал для себя делом чести прилично выглядеть даже при встрече с девушкой, которой он платил.
Только на секунду он ощутил боль в затылке, когда железная дубинка обрушилась на его голову. Барри нанес ему пять ударов: боялся, что старик очухается и, чего доброго, станет звать на помощь, а он не успеет убежать. Все получилось так легко, что Барри даже удивился. Маркус Штейн не собирался никого звать на помощь. Его сердце разорвалось сразу. Он умер еще до того, как его тело коснулось земли.
Барри даже не потрудился взглянуть, жив ли старик. Он быстро обшарил его карманы, выгреб из них все, включая часы и кольцо с бриллиантом, и оттащил тело к груде мусора на тротуаре, которую должна была подобрать машина. Затем он накидал на тело пустых коробок и, насвистывая, быстро пошел по дороге по направлению к своему дому.
Барри уже и думать забыл о старике. Теперь его занимала мысль, что делать с доставшейся ему столь нечистым путем добычей? Он решил, что обдумает свой следующий очень важный в жизни шаг, когда придет домой. Тот самый шаг, который введет его в мир Дэвидсонов, а там, глядишь, и Баннерманов.
Жизнь замечательна, если ты стремишься сделать ее лучше и не жалеешь для этого усилий. Барри был готов к любым делам – разумеется, за хорошее вознаграждение. Когда Барри шел по дороге, он заметил невдалеке Джун и Дэбби, которые куда-то спешили. Он пересек улицу, не желая встречаться с ними. «Не буду пока
Маркус Штейн лежал бездыханный, а Барри Далстон все еще был жив, здоров и крутился как мог. «Крутился» – вот, пожалуй, самое точное определение того, чем в то время занимался Барри.
Глава 9
Джун видела, как сильно обеспокоен муж, и это злило ее. Вечно Джоуи попадал в разные истории, а потом даже не пытался выпутаться из них самостоятельно, словно выручать его обязаны другие. Эти деньги, например. Ведь деньги, которые он взял, принадлежали ей. А он не только взял их, но и растратил. Джун понятия не имела, как он о них узнал. Теперь, чтобы спасти никчемную шкуру Джоуи, ей приходилось отдать в залог свои золотые украшения.
Если повезет, Дэви не заявится к ним раньше, чем она вернется с собранными деньгами. А сколько ей пришлось унижаться, пока эту сумму она не получила! Просто вспомнить страшно. Ее дядя настаивал, чтобы она подписала долговое обязательство, гарантирующее ему выплату через двадцать один день после подписания. Если долг возвращен не будет, дядя пригрозил обратиться к Дэви Дэвидсону, чтобы тот об этом позаботился. Вот будет смеху! Обычно Дэви посылает Джоуи взимать долги, а тут все выйдет наоборот. То-то Джоуи изумится. Он просто обалдеет. Сначала обалдеет, а потом, после пары стаканчиков, рассвирепеет, и ему захочется прикончить любого, кто посмел взимать с него долг.
Ему и в голову не придет, что такому человеку, как Дэви, это вовсе не покажется смешным. Например, Дэви может решить, что на него, Дэви, вообще кладут, и вломит своему первому помощнику по первое число. Плюс к тому Дэви Дэвидсон, в отличие от всех прочих, знал, что вовсе не Джоуи убил Джимми. Сам-то Джоуи привык думать, что это его рук дело, – так уж у него были устроены мозги. Он и в самом деле верил, что совершил это убийство, и, естественно, всем кругом намекал, как он это дельце подготовил и обтяпал, хотя, понятно, прямо ничего не говорил. Все считали его убийцей Джимми, и Джоуи прекрасно знал, зачем он распространяет этот слушок.
А теперь Джун должна, как всегда, выпутываться, улаживать неприятности. И какого дьявола она к нему вернулась? Но в глубине души она знала ответ на свой вопрос. То был выход из положения, который привлек ее простотой и понятностью. Жизнь с Джоуи, жизнь на дне являлась ее истинной судьбой. Постоянное напряжение всех ее сил в борьбе с невзгодами только закаляло ее. Привычку сопротивляться обстоятельствам она впитала с молоком матери. Казалось, она жила только в те моменты, когда у нее все шло наперекосяк. Чем хуже ей приходилось, тем охотнее она ввязывалась в борьбу, словно сама желала принять на себя все беды, которые посылала ей судьба. Временами создавалось впечатление, будто Джун так и выпрашивает тумаков у Джоуи – заводит его, чтобы он взорвался и избил ее. Словно ей требовалось это для поддержания уровня адреналина в крови.
Так что в действительности Джоуи подходил ей куда лучше всех остальных мужчин. Подлый, изворотливый, жестокий – типичный преступник, который проглотит все ее пакости и простит лишь потому, что никому, кроме нее, он не нужен. Людям было тяжело с ними. Им было тяжело друг с другом. Они портили жизнь своим близким и себе. Вот что их объединяло. И если Джун случалось задуматься над жизнью с Джоуи, она в ужасе гнала от себя эти мысли.
Барри смотрел на Бэбс и улыбался. И Бэбс улыбалась ему в ответ, довольная тем, что получила две тысячи фунтов и что никто к ней пока не приходил. Она еще не знала, что Маркус мертв. Знала только, что Барри Далстон дал ей денег, и теперь она могла оплатить счета, отложить немного на развлечения, а оставшуюся часть сохранить для своей дочки. Пока Бэбс вторично пересчитывала деньги, Барри следил за ней, дивясь тому, как небрежно она обращалась с этими бумажками. Им обоим эти деньги достались легко, а сколько людей платили за них своей жизнью!.. Разгадывай эту тайну хоть миллион лет – так никогда и не разгадаешь, думал он.