Две жизни в одной. Книга 3
Шрифт:
– Я лучше бы вам посоветовал к знахарке сходить или к батюшке в церковь.
Поблагодарив аптекаря за совет и купив лекарства в виде разных примочек и кремов, Мифодий вернулся в дом.
В замке был полный порядок. Ни шепота, ни звука. Собаки, как и прежде, сидели на своих местах, не сверкали глазами, были полностью каменными.
– Тишь да гладь, да божья благодать, - высказался Мифодий, направляясь в глубь своего поместья.
– Давно бы так. Только еле слышные, почти неуловимые вздохи цветов сопровождали своего хозяина.
Невидимое непонятное
Живя в новом
Однажды он решил подсмотреть, что делается в кухне в его отсутствие. Для этого спрятался в шкафу для сушки полотенец. Сидеть пришлось недолго. Через глазок он увидел, как неслышно открылась дверь. Невидимый служитель стал убирать после завтрака посуду, помещая в моечный шкаф. Щелчок - и машина заработала, через несколько минут остановилась. Чашки, ложки, тарелочки абсолютно чистыми переместились на полку буфета. Мифодий резко открыл дверцу сушильного агрегата, в котором скрывался. Послышались постепенно удаляющиеся шаги, и все смолкло.
– Человек-невидимка? Значит, вокруг меня всегда кто-то есть? Вот почему я часто ощущаю это присутствие!
Открытие настолько поразило Мифодия, что он еще раз заставил себя проанализировать все, что произошло с ним в этом доме.
– Надо вернуться в ту круглую темную башню! Думаю, что разгадка находится именно там!
Но, подойдя к загадочному помещению, обнаружил дверь, которая так плотно примыкает к стене, словно это и не дверь, а продолжение этой самой стены. Применить силу Мифодий не хотел. Жаль было ломать прекрасную стену, облицованную пластинами дерева редкой породы. Кроме того, неожиданно пришла телеграмма от сестры, извещающей о своем приезде вместе с семьей. А потому решение вопроса о необычных делах, происходящих в доме, было отодвинуто на будущее.
Анна, господин Парк и дети
Приезду сестры Мифодий очень обрадовался. Специально для гостей было отведено большое помещение. В красиво оборудованной спальне с роскошными кроватями для взрослых находилась дверь, через которую можно было пройти в комнату для детей. Гости подъехали к замку на большой черного цвета иномарке. Муж Анны мистер Парк, крупный, мускулистый шотландец, в основном говоривший на своем языке, с легкостью опытного атлета-тяжеловеса внес дорожные чемоданы в дом. Жесткий, пронзительный, оценивающий взгляд делового человека, широкий саксонский подбородок выражали сущность нового родственника. Анна, когда-то очень маленькая, хрупкая девочка, теперь взрослая, немного округленно-женственная, по характеру была прежней - такой же милой, мягкой, внимательной.
А дети? Что дети? Дети как дети. Мальчик Джонни - быстрый, энергичный, смекалистый и озорной, сразу помчался осматривать сад. Девочка - Катеринка, как сообщила сама Катя, получила такое имя потому, что его носила ее бабушка по материнской линии и русская императрица Екатерина Вторая. Этим именем она очень гордилась. Катя не выглядела чрезмерной задавакой, но не была совсем простой девочкой. В ней как бы перемешался твердый характер отца и мягкий матери. Мистер Парк, ознакомившись с гостиной, с библиотекой и спальней, весьма коротко высказался:
– Дом хороший! Богатый! Много стоит.
Анне больше хотелось не осматривать новое помещение, а побывать в старом бабушкином. Она ничему не удивлялась, считая, что брат своим трудом смог стать хозяином такого огромного дома-дворца. Ее впоследствии так же мало удивляло, что кто-то за ними убирает.
– Все, как в лучших гостиницах Европы! Воспитанные у тебя горничные и прислуга. На глаза никогда не попадаются. И все аккуратно, - высказалась Анна, оценивая работу помощников по обслуживанию дома.
Жизнь шла своим чередом. Дети играли в саду, садились верхом на мраморных львов, восседали на тиграх и собаках. Джонни даже как-то губной маминой помадой подкрасил губы одной из мраморных женских статуй. А на кудрявые волосы мраморного атлета водрузил свою импортную двуколку, за что неизвестно от кого получил шлепок по мягкой части тела.
– Это ты дерешься?
– спросил Джонни у Катеринки. Но ее поблизости не было.
– Это я!
– ответил ему мраморный мужчина - Надо уметь себя вести в гостях!
– Фу ты, шуты!
– фыркнул Джонни, со смехом убегая к бассейну.
– Сейчас спрошу у льва. Может быть, и он что-нибудь скажет.
– Скажу!
– неожиданно прорычало белоснежное чудовище.
– Я тебе не пони! И не трогай мою гриву!
– Не дом, а заколдованный замок!
– вечером сказал Джонни сестре.
– А с тобой какие-то непонятности здесь случаются?
– Случаются!
– призналась Катеринка.
– Я думала, что это мне кажется. Вдруг решат, что я фантазирую. А, может быть, я сплю?
– Рассказывай!
– почти приказал Джонни.
– Сверимся и решим, что делать.
Маме пока говорить не будем и папе - мистеру Парку, а то он такое устроит!
Договорились? Рассказывай!
– Меня удивляют слуги, - начала свое повествование Катеринка.
– Я их не вижу, а они здесь. Вот смотри. Колыхнулась портьера - и мои тапочки уже стоят у кровати.
– Ну и что? Подумаешь, тапочки! Меня вчера в ванной комнате мочалкой так отполировали! А за что? Я стал вокруг себя из ручного душа все обливать, потом вылезла из слива узкая, гладкая, длинная и улыбающаяся глазастая голова и представилась:
– Гидра Верлоха.
– Верлоха! Ха-ха! А меня чуть не укусила каменная собака только за то, что я ей между ушей положила букетик цветов. А еще...
– но договорить Катя не успела, так как вошла мама и сказала:
– Хватит рассказывать небылицы и пора прекращать болтовню! Ночь на дворе. Спать. Завтра поговорите. И без возражений! Спать, спать!
– Попробуй тут усни, если вокруг тебя мраморные твари, - проворчал Джонни, - а в ванной черти узкоголовые мочалками дерутся.
Но сон вдруг сморил ребят, и они, словно по чей-то команде, мгновенно уснули. Анна, чуть постояв у двери, вошла в свою спальню и от неожиданности замерла. На кровати, выпучив глаза, сидел ее могучий уверенный в себе шотландец. Он что-то громко выкрикивал на своем языке и так часто, что многих выражений она не понимала. Ведь у каждой народности есть свой, не то чтобы запрещенный, но нежелательный сленг, свой лексикон ругательных слов. Потом Парк стал грозить кому-то кулаком, потом, выставив широкую мускулистую грудь, бить в нее этими же кулачищами. И вдруг, окончательно рассвирепев, бросился на невидимого обидчика. Что было бы, не появись Анна? Она как бы своим присутствием остановила действие.