Шрифт:
Глава
У фазана очень красивый хвост, и он неглупая птица, но в субботу он никогда не знает, что сегодня суббота. А если спросить кенгуру, ежа или акулу: «Сегодня у нас суббота?», они вообще промолчат.
Зверей это не волнует, у них своих дел по горло.
Нелли Зомер, с которой мы скоро познакомимся ближе, как-то раз написала сочинение про субботу:
«Суббота — это здорово придумано. Во-первых, знаешь, что завтра можешь спать сколько хочешь. И вообще, в субботу у нас два урока рисования и один физкультуры, а на дом ничего не задают. Правда, у моей мамы суббота — не такой счастливый день. Она покупает в субботу продукты, чтобы приготовить завтра обед на двенадцать человек, и сумки жутко тяжёлые. Тётя Фелицита могла бы вместо неё сходить в магазин, но она даже точно не знает, сколько стоит буханка хлеба. А отец приходит в субботу домой поздно. Он работает официантом в ресторане гостиницы „Могикане“, а в субботу постояльцы вообще не хотят уходить. У отца давно ноги болят, а он всё бегает от столика к столику. Бабушка, когда она ещё была жива, всегда говорила: „Карл, тебе надо делать перед сном ножные хвойные ванны“. Но отец от усталости еле добирается до постели и тут же засыпает».
Учительница написала тогда под сочинением Нелли красными чернилами: «Сочинение не очень удачное. Где же вывод?»
А Нелли обиделась и сказала своей соседке по парте:
— Ладно, ладно, она ещё увидит! Вот стану писательницей, как моя тётя Фелицита, и буду всем в книжном магазине автографы подписывать!
Но вернёмся к субботе.
Бывают люди, которые в субботу даже не знают, суббота сегодня или нет. Им приходится глядеть в календарь или срочно покупать газету.
Детям, которые ходят в школу в Яблоневом переулке, это, конечно, делать незачем. Ведь каждую субботу, когда они вприпрыжку спускаются с лестницы после уроков, все дверные ручки сияют как золото, а все окна в коридоре распахнуты настежь, и плакаты «Молоко полезно для здоровья» и «Наша родина прекрасна» шуршат и трепещут на ветру.
И во всякое время года эти раскрытые окна дарят ребятам что-нибудь радостное: зимой — пригоршню снега с подоконника, весной — запах мокрой земли и птичьи голоса, осенью — листья каштана с золотым отливом.
Каждую субботу в углу на первом этаже стоят две половые щётки из чёрного конского волоса с длинными ручками и две метёлочки из перьев для пыли. А у входа в подвал — два голубых бака с водой, на обоих надпись: «Собственность школы в Яблоневом переулке». И каждую субботу из каморки, где живёт сторож дядя Вессели, пахнет огромным жёлтым пирогом.
Правда,
Пробегая мимо, почти все ребята поворачивают голову и смотрят на запертую дверь швейцарской — а вдруг она случайно откроется, и они собственными глазами увидят этот пирог: словно жёлтый холм возвышается он на столе, посыпанный ванильным сахаром, будто искрящимся снегом.
Как видите, школьникам из Яблоневого переулка вполне хватало доказательств, что сегодня суббота.
А люди, которые жили напротив школы, и подавно не могли спутать субботу ни с каким другим днём. По субботам толпа ребят вырывалась из ворот школы, словно вода из пожарного шланга, и с шумом растекалась в разные стороны. «В субботу они как осиный рой», — говорили жители Яблоневого переулка.
Суббота и вправду особенный день.
Потому-то наша история и начинается не с понедельника и не со среды, а с субботы.
Никого из людей это не удивит.
А фазанам, кенгуру, ежам и акулам до этого и вовсе нет дела.
Во второй главе Нелли Зомер отвергает своё родство с чайными ложками, английскими булавками и пуговицами
Нелли Зомер остановилась у школьных ворот.
Девочки из её класса, стремительно пробегая мимо, чуть не сшибли её с ног. Линейка, торчавшая из чьего-то портфеля, царапнула её по колену, и Нелли, сморщив курносый нос, вскрикнула:
— Ой!
— Что случилось? — спросила на бегу владелица линейки и тут же исчезла в толпе.
— Воображала! — крикнула Нелли ей вслед.
Но в это мгновение Ева, которая, как известно, весит пятьдесят два кило, наступила ей на ногу, потому что в воротах была жуткая давка.
— Ой, Нелли, бедненькая! — с сочувствием сказала Ева.
У Нелли было такое чувство, будто ступня у неё расплющена.
— Вот петрушка! — проворчала она, прыгая на одной ноге и морщась от боли.
Ева прекрасно понимала, что на «петрушку» обижаться нечего. Просто «петрушка» было у них в классе самое модное слово. Склонив голову набок, она осведомилась:
— А идти-то ты можешь?
— Да уж дойду как-нибудь, — сказала Нелли, — всё-таки ты не пятитонка!
— Да уж конечно. — И Ева, надув губы, зашагала по переулку.
А Нелли всё стояла на том же месте и разглядывала толпу ребят, протискивавшуюся через ворота школьного двора, — пёстрые летние платья, смеющиеся лица, растрёпанные волосы… Осторожно пробуя ступить больной ногой, она думала: «Вот петрушка! Дойти-то я дойду, но ведь мне ещё надо дождаться Марианну! Сегодня или никогда!»
Она упорно не двигалась с места и ждала Марианну — та вышла из дверей школы чуть ли не самая последняя. Никогда ещё Нелли не ждала Марианну. Во-первых, им было не по пути, а во-вторых, Марианна не была её подругой. За весь учебный год они не сказали друг другу и десяти слов.
Ни одной из них даже ни разу не пришло в голову попросить другую написать ей что-нибудь в альбом. Хотя вообще-то и это ещё не доказательство дружбы. В Неллином альбоме, например, красуется такой стишок:
Розы и гвоздики быстро увядают, Палку из железа можно разломать. Только нашу дружбу годы не сломают, Только нашей дружбе век не увядать.