Дверь обратно
Шрифт:
Примерно через часик возле нас возник Анебос.
— Вот, малому в граде раздобыл, — и, развязав большой холщовый мешок, высыпал на траву рядом с крылечком гору ярких резных деревянных деталей.
— Это что? — спросила я, беря в руку один из элементов.
— Это «потешки», — и, гордо зыркнув глазом, продолжил: — Между прочим, чаротворителя Знанека работа!
— И что с этим делать?
Анебос с таким ражем принялся объяснять, что по всему видно было, что он и сам не прочь поиграть в такое.
— Вот смотри, надо собирать избы, терема, лабазы продуктовые, подбирая детали так, чтобы они подходили друг другу.
В это время он примастрячил разноцветную резную крышу к какой-то постройке, и тут же в ней ярко сверкнули крохотные витражные оконца и по наклонной досочке побежали малюсенькие куры с петухом. Я в восторге ахнула.
— А теперь смотри, если у собранного уже домика поднять вот эту стеночку, то…
Славик, отцепившись наконец-то от меня, протянул ручонки к этому чуду. За приподнятой стенкой ясно виднелось внутреннее наполнение курятника. На маленьких наклонных полках лежали совсем малюсенькие гнезда из соломы, в которых кое-где посверкивали совсем уж микроскопические яички. На насестах сидела еще парочка кур, а по полу носились лилипутские лимонно-желтые цыплятки. Несмотря на столь ничтожный размер, видно все было исключительно четко. Я протянула мизинец, и один из цыплят забрался на него.
— А если Славик проглотит их или в нос засунет? — вспомнила я о запрете мелких деталей для малышей.
— Ну и что? — искренне удивился псеглавец. — Это ж морок, оторвавшись от источника, он тут же пропадет.
Я отвела мизинец в сторону; и правда — цыпленок развеялся. Славик, уже не обращая внимания на окружающих, пытался приладить ажурное крылечко к другому строению.
— Говорят, что если собрать вместе правильно надворные постройки, то появляется тын и фруктовый сад. А есть такие умельцы, что и весь Русеславль собрали, так там по улицам и люди ходят, и транспорт ездит. А еще бают, что и времена года меняются. Но это надо еще детали докупать. Я для начального уровня взял.
Я зачарованно смотрела на это чудо. Тем временем найденыш закрепил трубу, и из бани — а это оказалась она — выскочили две бабы в одних рубахах и простоволосые, а за ними, потрясая веником, появился маленький мохнатый мужичок в лапотках.
— Банник шуткует, — прокомментировал сцену Анебос.
Стоит ли говорить, что до самого вечера мы занимались только новой забавой!
И вот, когда небо уже окрасилось знакомой закатной разноцветностью, а черное солнце, мигнув, зацепилось за край деревьев, ограждающих поляну, появился Атей. Шел он медленно, тяжело опираясь на свой посох. Таким старым я еще его не видела. Спина его была сгорблена, плечи опущены, лунно-белая борода свисала ниже пояса. С кряхтеньем опустившись на крыльцо, он долго молчал. Я тоже не решалась прервать эту тягостную тишину. Ладони мои моментально вспотели, а во рту, наоборот, пересохло. Сердце забилось где-то в районе горла, в ушах зашумела ускорившая свой бег кровь. Наконец волхв медленно поднял голову и посмотрел на меня.
— Ты была права, пропала Медоносница, сегодня так и не появилась. У местных леших поспрашивал, так они глаголют, что и луговиков несколько дней не видать, — он сгреб волосы в кулак. — Ох, боюсь, подступает несчастье на землю русскую…
Меня, конечно, пропажа вечерницы сильно расстроила, но это не шло ни в какое сравнение с судьбой Славика. Поэтому, выждав еще какое-то время и поняв, что продолжения не будет, сама решила напомнить о самом важном для меня:
— А с малышом как же?
— Что? — Атей поднял на меня пустой уставший взгляд, потом посмотрел на найденыша, и лицо его прояснилось. — Ааа! Пусть живет! Поговорил я с Асилой-батюшкой, завтра поутру пришлет он в помощь Чадолюбову деву. Она за мальцом присмотрит, пока тебя не будет. Премудрости всякой поучит. Не заговорил ишшо? — и посмотрел на чумазую мордаху карапуза.
Я быстро обтерла поросенка рукавом и покачала головой.
— Ну, в общем, жди на рассвете Чадолюбу, — и, не сказав больше ни слова, Атей ушел.
Утром, на рассвете, и впрямь появилась нянюшка. Она именно появилась, а не пришла. Как только первые лучи подземного светила коснулись травы, воздух слегка заколебался, сгустился, и вот около моего дома появилась девушка лет восемнадцати. Бледное лицо ее было абсолютно нетронуто румянцем, темно-русые волосы заплетены в причудливую косу, а янтарно-карие глаза мягко светились под густыми темными бровями. На голове девушки был изукрашенный зелеными каменьями венец, сарафан тоже зеленый, ноги босы. Увидев меня, она отвесила поясной поклон и, забросив косу за плечо, молвила:
— Огненный зверь — Велес-батюшка — послал меня послужить вам. Дозволено ли мне будет зрить юного русича?
Славик уже стоял на пороге с такими же босыми ножками, как и Чадолюба. Когда девушка протянула ему руки, он доверчиво пошел к ней.
— Да не тревожьтесь вы: мы, Чадолюбы, специально предназначены для заботы о детях. Идите спокойно по своим делам, — видимо прочтя беспокойство на моем лице, сказала она.
Наскоро умывшись и позавтракав, я еще успела немного повозиться со Славиком. И, только когда все потянулись на выход со спальной поляны, мне пришлось расстаться с малышом.
Сегодня мы отправились на первый урок новым для меня способом. Повернув от места спуска из Рощи Предков не налево, а направо, мы оказались в точной копии холла с множеством подъемов. Только здесь были не корни, а подсвеченные разным цветом дырки в стенах. Ученики садились на приступочку, отталкивались руками и исчезали в глубине отверстия.
Дошла и до меня очередь. Я никогда не была в аквапарке, но система явно была похожа. Глубокий желоб несколько раз поменял направление, сделал порядка пяти витков и, существенно снизив скорость перед выходом, выкинул меня на мягкую мшистую кучу. Быстро откатившись, чтобы не получить удар в крестец, я слезла с финишной подушки.
Я была под землей. Здесь, в отличие от спальной поляны и находящихся на том же уровне коридоров и помещений, было настоящее подземелье. Спуск выплюнул меня в просторную пещеру, где, в лучших традициях подземных пещер, со стен и потолка свешивались наподобие сталактитов разноцветные гроздья кристаллов. Грубо обработанные темные стены были густо пронизаны золотистыми прожилками. Вдоль стен висели простые факелы в кованых держателях. За все время в Гиперборее я нигде не видела столь примитивного освещения. Весь Русеславль подсвечивался только витражами. В домах это были окна, а на улицах — фонари с плафонами все из того же витражного материала. А тут — факелы! Надо же! Живой колеблющийся огонь самым причудливым образом преломлялся в гранях самоцветных кристаллов и бросал живые блики на стены, пол, потолок. Это было просто потрясающе!