Дверь в полдень
Шрифт:
— Суй Бай Цзю, если не ошибаюсь? — спросила Елена.
— Суй Гай Цзю, — поправил ее китаец. — Я третий клон. А вы Елена Ненилова?
Елена кивнула.
— Здесь не принято обращаться на вы, — сказала она. — Глупости делать не будешь?
Суй Гай Цзю вздохнул и печально произнес:
— Не буду.
— Тогда пошли отсюда. Оружие можешь оставить себе, все равно ты им не сможешь воспользоваться. Роботы двадцать восьмого века — это тебе не роботы двадцать третьего века. Тут у каждой козявки не только ограниченный интеллект, но и прикладная нанотехнология. Начнешь делать что-то неожиданное — тут же опутают
— Я считаюсь пленным? — спросил Суй Гай Цзю.
— Пока ты считаешься гостем, — заявила Елена. — Мы с тобой поговорим по душам, дадим познакомиться с будущим поближе, а потом ты сам решишь, кто ты есть. Но в плену тебя держать никто не будет. Если ты не с нами — вернешься в свое время и делай там, что хочешь. Все, пошли, ребята. Нам теперь надо как следует выпить. И я тоже поучаствую, хоть москомп и запрещает.
Юрьев-польский князь Святослав Всеволодович был первым человеком тринадцатого века, которого рассказом Мстислава потряс до глубины души. Их далекие потомки сказали бы, что князь был просто шокирован. Впрочем, говорить «их потомки» неправильно — в текущей реальности потомков у Мстислава не будет, а если Маша и успеет родить младенца до нашествия, младенец этот примет мученическую смерть в горящем Владимире. Брр…
Мстислав опасался, что дядя не поверит его рассказу, начнет креститься, твердить про бесовские наваждения и ничем его не переубедишь. Истовая вера — это, конечно, хорошо, но древние мудрецы не зря говорили, что все хорошо в меру. А у Святослава вера явно превосходила пределы разумного. Взять хотя бы белокаменный крест, который он лично вытесал в благодарность господу…
К счастью, худшие опасения Мстислава не оправдались, Святослав согласился сразу. Но один из тех вопросов, которых опасался Мстислав, он все-таки задал.
— А как там в будущем с христианской верой? — спросил Святослав. — Небось, на каждом шагу храмы? Любо будет поглядеть. Если уж тамошние мастера такое чудо осилили, — он указал взглядом на наладонник, — то церковное искусство у них…
Мстиславу не хотелось разочаровывать дядю, но лгать он не осмелился.
— Плохо там с верой, — сказал Мстислав. — Была вера, да вся вышла. Ближайшие лет пятьсот еще ничего, а потом станет совсем плохо. Еретиков чуть ли не больше, чем православных, а еще больше атеистов или агностиков, что суть то же самое. Они говорят, дескать, не знаю, есть бог или нет, а потому верить в него не буду. Как Фома неверующий, только еще хуже.
— Плохо, — помрачнел Святослав Всеволодович, но тут же просиял лицом. — Зато теперь ясно, зачем господь послал нам с тобой это испытание. Нет более достойного дела для настоящего мужа, чем восстановить истинную веру там, где она порушена.
— Для начала, — осторожно сказал Мстислав, — нам надо остановить монгольское нашествие. Я же зачитывал тебе в будущих летописях, что произойдет с Русью, если мы ничего не сделаем.
— Зачитывал, — согласился князь. — Оставишь мне эту книгу почитать? Там так много интересного…
— Хорошо, дядя, — сказал Мстислав. — Почитай, только не увлекайся. До завтра мы вряд ли успеем собраться, а вот послезавтра хотелось бы уже в поход выступить.
— В какой поход? — переспросил Святослав. — А, понял… Ты прав, Мстислав, это действительно поход, вроде того, как во времена дедов наших немцы на Иерусалим ходили. Только у нас это будет настоящий крестовый поход, потому что сражаться мы будем не за еретическую веру, но за истинную, православную.
— В первую очередь поход будет во имя спасения Земли Русской, — уточнил Мстислав. — О спасении веры поговорим позже, когда будут спасены жизни тех, кто мог бы верить. Если позволим разорить Русь монголам-язычникам…
— Ни за что не позволим, — согласился Святослав. — Снова ты прав, Мстислав, промедление в таком деле неуместно. Выступаем послезавтра на рассвете. Сколько до этих ворот добираться?
— Если мне будет дозволено сказать… — подал голос Еремей Глебович.
— Конечно, дозволено, — перебил его Святослав. — Говори.
— Мне кажется, — осторожно начал Еремей, — что выходить следует не раньше третьего дня, а то и четвертого. Если мы спешно сорвемся с места и поедем к Москве, не устроив даже пира, что подумают соглядатаи?
— Да какие тут соглядатаи? — скривился Святослав. — Кому я нужен?
У Мстислава слегка отлегло от сердца. А то померещилось вдруг, будто дядя совсем уже оторвался от жизни со своей религиозностью. Нет, здравого смысла он пока еще не утратил.
Дядя был прав, если в Юрьеве и были соглядатаи, то только черниговские, да и тех было от силы один-два. Во Владимирской Руси Святослав Всеволодович не имел большого веса. Вот если умрет один из двух старших братьев, тогда будет другое дело, а пока что на севере у Святослава был только один крошечный удел, примечательный лишь собором, который он сам и построил. И еще была призрачная надежда сесть на Владимирский стол не в глубокой старости, а чуть-чуть пораньше. Вот на юге совсем другое дело, там под властью Святослава находится Переяславское княжество, пусть и не Самое большое на Руси, но и не самое маленькое. Но Святослав в Переяславле Южном бывает редко, большей частью сидит в Юрьеве безвылазно, блаженный, да и только. И ведь понимает, что мог бы добиться большего, не глупее Ярослава, на киевском столе давно уже мог бы посидеть. Но не хочет он большего, не нужно ему, дескать, ничего сверх меры. Может, и не зря его святым признали…
Святослав немного помолчал и сказал:
— Пир мы все-таки устроим. Но не для лазутчиков черниговских, а затем, что негоже забывать про долг гостеприимства, особенно к родному племяннику. А ты возмужал, Мстислав, — неожиданно добавил он. — Давно я тебя не видел.
— Я на полгода старше, чем кажусь, — сказал Мстислав. — Я провел в будущем полгода, а вернулся в тот же день.
Святослав Всеволодович перекрестился.
— Неисповедимы пути господние, — пробормотал он и спросил: — Так ты научишь меня этой книгой пользоваться?
Виртуальную клавиатуру Святослав освоил быстро, а основы построения файловой системы — еще быстрее. Через полчаса Мстислав с Еремеем покинули княжеские покои.
Когда они подходили к гостевому терему, Мстислав вдруг засмеялся.
— Что такое? — спросил Еремей Глебович.
— Да так, — сказал Мстислав, — одну вещь припомнил. Там на компьютере у меня срамных фильмов записано штук сто, а картинок вообще немеряно.
Еремей усмехнулся в усы и глубокомысленно протянул:
— Эх, молодость, молодость… — и неожиданно добавил: — Дашь потом посмотреть?