Дверь в преисподнюю
Шрифт:
— А что же он сам не пришел на погребение? — спросил повар.
— Занемог, бедняга, — вступила в беседу горничная. — Вообще-то он очень хотел быть сам и произнести прощальное слово, но пришлось остаться дома, — и она махнула рукой в сторону замка.
Все эти разговоры велись голосами куда более громкими, чем приличествовало при погребении, и предназначались, главным образом, нескольким темного вида личностям, явно не из местных жителей, которые шныряли в толпе провожающих.
Домовой Кузька, а он и был своего рода негласным распорядителем похорон, сидел на каком-то
Рядом с валуном стояли корчмарь-леший и его друг водяной, держащий в руках венок из болотных трав и тины с вплетенными в него кувшинками. Время от времени, слушая погребальную речь, водяной начинал трястись беззвучным смехом, и тогда Кузька строго тыкал его пальцем в бок:
— Ты что, забыл, где находишься?
— Так это ж я так плачу, — хихикая, отвечал водяной.
— Эх, какого человека загубили, — вздыхал леший. — Где я еще такого постояльца найду?!
— …так покойся же, боярин Василий, с миром, — вещал дворецкий. И со слезами завершил: — И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной.
(Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все-таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек).
Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц-кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили:
— Ох ты батюшка боярин свет-Васильюшка,На кого ж ты нас покинул, горемычныих,В путь далекий ты собраисся,Во неродную землю-матушку,Во землю-матушку во болотную…Кузька чуть заметно махнул рукой, и главный псарь спросил у повара:
— А почему гроб не открывали?
Повар пожал плечами, но вместо него ответил Беовульфов садовник:
— Да говорят, его эти злодеи так изуродовали, что глядеть страшно.
— Ну и дела, — вздохнул повар. — И кому только боярин Василий дорогу перешел?
— Да обычные лиходеи, — уверенно заявила горничная. — Решили, видать, что у него злата много, да просчитались — у боярина Василия при себе ничего-то и не было.
Дворецкий подошел к Кузьке:
— Кузьма Иваныч, может, пора завершать?
— Пожалуй, что пора, — согласился домовой и кивнул плачеям.
Те, допев очередной душещипательный куплет, замолкли, и несколько здоровенных работников стали опускать гроб в сырую землю.
Король Александр, паж Перси и несколько наиболее надежных слуг собрались перед дверью одной из комнат.
Его Величество осторожно постучал в дверь. Никто не откликнулся, и тогда, постучав громче, Александр крикнул:
— Донна Клара, отворите или хотя бы дайте знать, что вы внутри и живы! — Так как и это предложение осталось без ответа, то король велел одному из слуг: — Открывайте!
Слуга, он же, по-видимому, и королевский ключник, выбрал увесистый ключ из огромной связки, висевшей у него на шее, попытался отворить дверь, но ничего не вышло.
— Там ключ внутри, — пояснил ключник.
— М-да, нехорошо, — нахмурился король. — Ну что ж, ломайте дверь!
То, что Чаликова увидела в комнате, заставило ее, многоопытную журналистку, неоднократно бывавшую в так называемых «горячих точках», стремглав выбежать в коридор. У короля же Александра хватило выдержки пробыть там еще некоторое время и сделать кое-какие наблюдения, после чего он в сопровождении Нади удалился в свои покои.
— Ясно одно, что дело не в чтении стихов Касьяна, — как ни в чем не бывало произнес Александр, привычно устроившись за своим столом.
— Да-да, — через силу кивнула Надежда. — Тут что-то другое…
— Довольно странный случай, — продолжал король. — Донна Клара съедена, царствие ей небесное, дверь закрыта изнутри, а людоеда внутри нет. По вашей логике получается одно — самоубийство.
— Да-да, — машинально подхватила Надя, — и тогда появляется еще одна версия: донна Клара совершила предыдущие два преступления и теперь, терзаемая угрызениями совести, съела сама себя… Что? — удивилась Чаликова собственным словам. — Что-то меня немного занесло.
— Самую малость, — через силу улыбнулся Александр. — И не удивительно, особенно после того, что вы увидели. Впрочем, окно в спальне было только прикрыто, но полностью не закрыто.
— Стало быть, преступник бежал через окно? — уже почти деловито проговорила Надя. — Ваше Величество, вы не обратили внимания, нет ли под окном каких-то следов?
— Да, я сразу же глянул вниз, но никаких следов не заметил, — вздохнул король. — И это тоже странно. Земля мокрая, но дождя не было. — Александр задумчиво глянул в окно. — Наверно, уже сегодня возобновится связь с окружающим миром…
— Значит, людоед выпрыгнул из окна, заровнял следы, а затем либо ушел на болота, либо вернулся в замок через одну из дверей, — уверенно предположила Надя.
— Его бы заметили, — возразил Александр. — А впрочем, ваше предположение отчасти похоже на правду.
— Не сомневаюсь, что тут все гораздо сложнее, — заметила Надя. — Или наоборот — до предельного просто.
Уже совсем рассвело, а Грендель все продолжал вести Дубова и Беовульфа через болота.
— Красивые все-таки у нас места, — говорил он, указывая на перелесок вдали на холме. — Октомврий уж настал, уж роща отряхает… А за тою рощей начинается Черная трясина, самое страшное место во всей Новой Ютландии — если кто туда попадет, то возврата ему не будет.
— А что так? — заинтересовался Василий.
— Говорят, что эта местность заколдована, чтобы никто не мог туда проникнуть. Будто бы там сокрыт хрустальный гроб…
— А-а, знаю! — захохотал Беовульф. — Стоит хрустальный гроб, а в гробу спит юная дева и ждет своего прекрасного принца! Слышали мы эти бабкины сказки.