Дверь, ведущая в ад
Шрифт:
– Зовите меня Макаром, – просто ответил бомж.
– Знаете, – начал я после короткой паузы, – в кармане у меня осталось немногим более тысячи трехсот рублей, но мне все же хотелось, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
– Отвечу, раз так вышло, что вы у меня в гостях, – сказал человек, представившийся Макаром. – Только не на вопросы, касающиеся меня лично.
– Ну, для начала хотя бы ответьте, как вы оказались в этом подвале, – произнес я осторожно. – Можно в общих чертах.
– Ну, если в общих чертах… – крепко призадумался Макар. – Тогда скажу вам, что я – жертва
– Вас обманули… – догадался я.
– Крепко обманули, – кивнул он головой. – Теперь в таких случаях говорят: кинули. Сделал это мой добрый приятель, даже друг, совместно с которым мы открыли свое дело. Кинул так, что я лишился всего, что имел… Включая всех своих сбережений, загородного дома, квартиры, машины, а чуть позже и семьи. Я пытался бороться, написал заявление в прокуратуру, после чего меня так избили, что на мне живого места не осталось. Возможно, меня просто хотели убить, и я едва выжил. Четыре месяца пролежал в больнице, а потом меня подлатали и выписали. В никуда! Хорошо, что было лето. Сунулся к одному приятелю, другому. Один дал мне штуку «зеленых» и сказал, чтобы больше я его не тревожил. Другой даже на порог не пустил. А просто знакомые, так те переходили на другую сторону улицы. Не хотели со мной знаться, чтобы не заразиться…
– Заразиться – чем? – несколько недоуменно взглянул я на бомжа.
– Бедой, – ответил он. – Невезухой… Неудачники ведь заразны, как чумные или больные проказой. Не знаете разве?
– Знаю, но не очень-то верю.
– И напрасно, – убежденно произнес Макар. – Невезуха – это точно заразная штука. По себе знаю… И поэтому успешным людям или людям, рассчитывающим на скорый успех, следует держаться от неудачников как можно дальше…
– Понимаю, – кивнул я. – Значит, вас выписали из больницы летом. Вы вышли, и у вас есть только то, что на вас плюс благодеяние друга – тысяча долларов в кармане. Так?
– Именно так. Только не друга, а приятеля.
– Приятеля, – поправился я. – Хорошо, и что дальше?
– Дальше? – Макар немного подумал, а потом задал мне вопрос: – Как вы думаете, сколько времени можно прожить на тысячу долларов?
– Месяца четыре, – я не сразу ответил.
– Я прожил восемь месяцев и три недели. Причем, когда стало холодно, я купил еще на эти же деньги шапку, теплые штаны и свитер, конечно, «бэу». Еще и водочку иногда позволял себе попивать. Но встал вопрос: где ночевать поздней осенью и зимой? И я вспомнил о дедовой даче. Когда я был совсем маленький, меня несколько раз привозили к деду на дачу, и я более-менее помнил, где она находится. Ну, пришел я в Измайловский парк, нашел место, где стояли дачи. А дач-то никаких и нет. Все снесли подчистую! Даже фундамента не видно, зарос… О подвале на дедовой даче я знал. Там картошка хранилась в деревянных коробах и яблоки в ящиках. Каждое яблочко – газеткой обернуто. Да… Так вот, подвал я все-таки нашел. Благоустроился как мог, и вот – живу…
– Шестого января недалеко от вашего подвала, возле болотца был найден труп изнасилованной и убитой девушки. Может, вы что-нибудь слышали или видели? – спросил я.
– Ну, что я могу отсюда увидеть или услышать?
– Значит, ничего? – в упор посмотрел я на бомжа.
– Ничего, – спокойно выдержал он мой взгляд.
– Поймите, Макар, вполне возможно, что в парке появился маньяк. Он насилует, грабит и убивает девушек. Я веду расследование этого дела, и для меня важно все: любые мелочи, зацепки, что-то необычное, что вы могли бы увидеть.
– Понимаю, – ответил Макар. – Но я ничего по этому делу не знаю. И не хочу знать…
– Но это очень важно, – продолжал я настаивать. – Поймите, эта молодая девушка работала в кафе «Берлога», ее звали Лариса. А до нее в этом же кафе на месте Ларисы работала еще одна девушка, Сания. И она тоже пропала. Мне кажется, что и убийство Ларисы, и пропажа Сании – дело рук одного человека, который…
– Вы что, хотите меня на жалость к той убитой девушке взять? – не дал мне договорить бомж. – Вы думаете, что меня это хоть как-то волнует?
– Да, я на это надеюсь.
– Зря надеетесь. Меня и собственная судьба не волнует, а вы хотите, чтобы я беспокоился о судьбе незнакомых мне девушек. – Макар помолчал, а потом тихо добавил: – Иногда я ловлю себя на мысли, чтобы все это поскорее закончилось…
– Вы хотите умереть? – не очень-то удивился я.
– Приходит на ум такое.
– Почему? Простите, конечно, но по сравнению с вашими собратьями по несчастью вы довольно неплохо устроились.
– Не хочу жить среди этих… скотов, – с легкой злобинкой бросил бомж.
– Вы имеете в виду людей, – скорее констатировал, нежели спросил я.
– Да, – согласно кивнул он.
– Но вы и так ни с кем не видитесь, – заметил я. – Живете один. Работаете… в одиночку. Наверное, бывают дни, когда и слова некому сказать.
– Бывают такие дни. Но мне вполне достаточно осознания того, что они, эти все люди, рядом…
Что ж, с ним все было ясно. И беда не в том, что он так относится к окружающим его людям, а в том, что так мыслит не он один…
Беседу нашу пора было заканчивать. И я спросил:
– А есть здесь еще подобные подвалы?
– Должно быть, есть, – неопределенно ответил бомж.
– А в них кто-нибудь живет?
– Я не знаю. Правда, как-то видел одного мужика, он вылезал из подвала, что метрах в трехстах отсюда…
– А вы можете сказать точнее, где этот подвал? В какую сторону идти? Или, может, назовете какие-нибудь ориентиры?
– Ориентиры? – задумался бомж. – Знаете, там очень неровная местность, бугристая такая. И подвал этот находится под одним из таких бугров. А подножие бугра заросло кустами вишни. Дикой уже, конечно…
– А идти мне в какую сторону? – повторил я свой вопрос.
– Ступайте к трамвайной линии, то есть на север, – ответил мужчина.
– Спасибо, – поднялся я. Потом полез в бумажник и достал последние купюры: – Вот. У меня больше нет.
Поначалу мне показалось, что человек, назвавшийся Макаром, не возьмет деньги. Замешкался он как-то. Но через мгновение его замешательство прошло, и он их взял.
– Удачи вам, – пожелал я бомжу, направившись к выходу. – Насколько, конечно, это возможно в вашем положении. И не торопитесь на тот свет. Каждому из нас предопределен свой срок, и не нам его нарушать.