Дверь внитуда
Шрифт:
Я смотрела на рубаху-парня, такого простецкого, приятного, в потертых джинсах и футболке, а почему-то не могла улыбнуться в ответ. Что-то корябало изнутри, не давая легко согласиться на замечательное с виду предложение. Казалось бы, на блюдечке с голубой каемочкой преподносят то, чего сама хотела. Вот он, мой шанс! Решайся, отвяжись от мрачного кайста и его заморочек! Но слишком уж беспечно вел себя потенциальный куратор, слишком расслабленным и по-свойски фамильярным он был. Слишком… после прохладной вежливости ЛСД. Я не хотела больше ничего менять. Может, как у птенца, у меня сработал эффект импринтинга на чертова феникса? Или в беспечной веселости Вадика я ощутила фальшь? Не знаю,
— Как вы к своим подопечным добираетесь, если быстро надо? У Сергея Денисовича с этим проблем нет.
— И у нас с тобой, Гельчонок-бельчонок, не будет! — почти игриво подмигнул Вадик. — Я фантомы вещественные посылаю.
— Это как?
— А вот как сейчас, — выдал собеседник. — Подопечных много, и двум, и трем, и больше в одно время помощь потребоваться может. Ты не волнуйся, фантомы — это так, название, они вполне материальны, до тех пор, конечно, пока им исчезнуть не велю. И поговорить, и взять или принести что запросто способны.
— Вы тоже не человек? — Вопрос был не слишком тактичным, но я или устала быть вежливой, или прощупывала границы этой доброжелательной открытости куратора, словно не то ждала срыва, не то провоцировала его.
— Человек, — рассмеялся Вадик, — но не здешний, тут ты права. При переходе дар сохранил. Так как, берешь меня куратором?
И снова меня почти передернуло от веселых интонаций мужчины, или уж точнее его фантома, дубля, кадавра. Стало еще неприятней, чем было. Может, веселый и добрый куратор — это здорово, но каким бы душкой он ни был, общаться через марионетку я не хотела. С детства ненавидела кукольные театры, даже мультиков кукольных и тех не смотрела. Я любила кукол. Тех, что тихо стояли в витрине универмага, неподвижные и спокойные. Игрушки и ничего больше, с которыми можно играть, моделировать ситуации, даже в раннем детстве я четко разграничивала живое и неживое.
Мать мне долго припоминала возмущенный выговор, который я сделала бабушке в ответ на вопрос: «А кукла Аня твоя дочка? Ты ее мама?» Я тогда ответила, взирая на старшую родственницу как на постоянную пациентку дома с мягкими стенами: «Баба, ты совсем глупая? Она же неживая! Она кукла!»
Вот и сейчас от иррационального ощущения, что беседуешь с куклой, которой умелый кукловод нарисует любую улыбку и жест, меня передергивало, как от гусеницы, забравшейся под рубашку.
Я смотрела не на искрящегося добродушием Вадика, а на газон с противоположной стороны асфальтовой дорожки. Там как раз пировала на одуванчиках бабочка-капустница. Насекомое никак не могло решить, какой именно цветочек одарит его самым вкусным нектаром, и перепархивало с энергией зайчика-энерджайзера от одного растения к другому.
— Извини, Вадик, мне жаль, кураторов на переправе не меняют. Кого назначили, пусть тот и будет, — постаравшись сделать так, чтобы ответ не показался откровенным оскорблением, сказала я.
— Ты боишься, что ли? Зря! Денисыч только с виду Терминатор на ликвидации, отпустит он тебя, ну, может, мину особо выразительную скорчит или съязвит чего. Коль мы с тобой заяву общую накатаем, шеф подпишет, и Ледышка рогом упираться не станет. А уж потом…
— Я не боюсь, мне нра… — начала было я, потом решила, что уж это-то точно будет враньем, и поправилась: — Я считаю приемлемой работу под кураторством господина Ледникова. И с моей стороны будет верхом бестактности в одностороннем порядке отказаться от его поддержки.
— Сколько он тебе отстегивает за редкости? Я предложу больше, — резко сменил пластинку Вадик, и что-то не в глазах даже или выражении лица, а в том, как резко сжались в кулак пальцы, было агрессивно-неприятное, что я сказала уже тверже и резче:
— Не хочу обсуждать финансовые вопросы, извините, Ледников — мой куратор и им останется, а сейчас еще раз прошу прощения, мне пора, обед заканчивается. — Я встала со скамьи.
— Извини, Геленочка, не с того конца начал, — тут же вскочил и Вадик, потянулся, поймал мою руку, сжал в ладонях, — ты все-таки подумай, я послезавтра деньком в сквер загляну. Соглашайся, нам здорово вместе будет! — И пальцы его эдак игриво погладили мою ладонь.
Ничего я не ответила, лимит корректной вежливости очень быстро оказался исчерпан. Почти вырвав руку, поспешила в офис. В самом деле, обед за половину перевалил, а мне еще перекусить надо, если, конечно, Талик принес голодающей коллеге порцию суши.
Каблук офисной туфельки попал в выщербину асфальта, пришлось остановиться и вызволить лодочку. Повезло, чуть потянув не вверх, а вперед, вывела каблук из ловушки и практически без потерь, даже кожу не порвала и набойку не сбила, поставила на относительно безопасный островок тротуара. Все манипуляции пришлось производить, повернувшись вполоборота к скамейке, где беседовала с Вадиком. Но там уже было пусто. Значит, действительно исчез фантом. Уйти он никуда не успел бы, а спрятаться тут негде.
Таль принес мне заказанный набор, и настроение, несколько подпорченное общением с кандидатом в кураторы, после перекуса снова поднялось по внутренней шкале до отметки «нормально — плюс». Алинка, заполучив шоколадку, тут же зашуршала оберткой и начала делиться с ребятами. Дениска стал травить свежий выловленный в Сети анекдот. Закружившись в карусели привычных звуков, запахов и действий, я выбросила из головы Вадика и вообще свою дурацкую дверную миссию. Веселый рабочий круговорот бурлил до тех пор, пока я не убежала в комнату отдыха.
На самом деле так возвышенно у нас в офисе именовался банальный туалет. Заслуга в присвоении почетного звания сортиру принадлежала коллективному разуму офиса. После переезда решался вопрос о табличках на двери и нумерации кабинетов. Никто не хотел номера тринадцать, а мы, маркетинг со второго этажа, согласились с радостью и поменялись с бухгалтерией на третьем своим седьмым номером. Посетителей такая нумерация немножко сбивала с толку, зато веселила изрядно.
Так вот, когда номера распределили малой кровью, зашла речь о табличках — названиях комнат. Шеф хотел обычную надпись, соответствующую содержанию, экономный завхоз картинки со схематичными фигурками или буквы М и Ж, тактичная Вера Николаевна предлагала оставить дверь безымянной, не опошляя офис наглядными указаниями на отправление естественных надобностей. А мы, маркетологи, предложили в шутку два варианта названия — «уголок задумчивости» и «комната отдыха». Думали схохмить, а Казимирычу понравилось, даже Вере Николаевне по душе пришлось, одного завхоза не устроило, потому что много букв и дорого, но он остался в меньшинстве. Так туалет официально назначили комнатой отдыха.
Я вошла, заглянула в кабинку и тут же, беззлобно ругаясь, полезла в шкафчик под раковиной. Опять кому-то из дамочек было лень восстановить запасы потраченного на себя же любимую. Нет, я многое понимаю, но неужели они считают, что рулончики туалетной бумаги в кабинках и бумажные полотенца у раковины появляются волшебным образом? Завидую богатству фантазии! Я вот до конца прошлой недели всего лишь была абсолютно уверена, что за закрытой дверью ничто само собой появиться не может. Убедилась, что версия ошибочна, эмпирическим путем на примере собственной кладовой.