Двери между мирами (Извлечение троих) (др. перевод)
Шрифт:
Если все это — волшебство, он наверняка узнает, если она убьет Эдди. Если убийством Эдди она перекроет ему путь к этой его башне, тем самым она уничтожает то единственное, ради чего живет этот белый мудофел. А когда он узнает, что ему больше незачем жить, этот мудак может сделать уже все, что угодно, потому что тогда ему будет на все наплевать.
Детта невольно поежилась, представив себе, что будет, если воистину Гнусный Мужик вернется в таком настроении.
Но если нельзя кончать Эдди, то что же делать? Она могла бы забрать револьвер, пока Эдди спит, но когда
Она просто не знала.
Взгляд ее скользнул по коляске. Она собиралась уже перевести взгляд, как вдруг снова уставилась на коляску. На ее кожаной спинке был глубокий карман. Оттуда торчала веревка, которой они привязывали ее к креслу.
Взглянув на веревку, она поняла, что нужно делать.
Она резко изменила курс и поползла к неподвижному телу стрелка. Она возьмет все, что нужно, из рюкзака, который он называет «сумкой», потом быстренько выудит веревку… но тут она на мгновение застыла у двери.
Как и Эдди, она воспринимала все, что видела через дверь, с точки зрения кинозрителя… только теперешняя картина больше напоминала какой-нибудь сериал-детектив по телику. Дело происходило в аптеке. Аптекарь застыл за стойкой с этаким идиотским испуганным видом, и Детта его не винила: дуло револьвера было направлено прямо ему в лицо. Аптекарь что-то говорил, но голос его шел издалека и звучал глухо, как будто через какую-нибудь отражательную перегородку. Она не могла разобрать слова. Не видела, кто держал револьвер, но ей и незачем было видеть. Она и так знала, кто этот налетчик.
Воистину Гнусный Мужик.
Может быть, там он совсем на себя не похож. Там он может выглядеть как низкорослый пузатый мешок с дерьмом. Может быть, там он вообще чернокожий. Но внутри все равно — он. Быстренько ж он раздобыл себе еще ствол! Зуб даю, в этом деле он мастер. А ты, давай шевелись, Детта Уокер.
Она открыла сумку Роланда, и ее обдало ностальгическим запахом табака — слабым запахом от давным-давно израсходованных запасов. Сумка стрелка мало чем отличалась от дамской в том смысле, что набита она была всякою дребеденью, никчемушной на первый взгляд… но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это — имущество опытного путешественника, готового почти к любой непредвиденной случайности.
Она поняла, что Гнусный Мужик давно уже странствует в поисках своей Башни. А если так, то количество даже оставшейся у него после стольких дорог всякой всячины достойно было изумления.
Шевелись, Детта Уокер.
Она взяла все, что нужно, и поползла, извиваясь змеей, обратно к коляске. Опершись о локоть, приподнялась и вытащила из кармашка веревку, как рыбак тянет леску. Время от времени она поглядывала на Эдди, чтобы убедиться, что тот по-прежнему спит.
Он даже не пошевелился, пока Детта не накинула ему на шею петлю и не затянула ее.
Когда его потянули, он поначалу подумал, что все еще спит, и ему снится кошмар, как будто его заживо похоронили или его кто-то душит.
Потом он почувствовал боль от петли, врезающейся в горло, и, подавившись, еще ощутил
Но она рванула со всей силы, а руки у нее сильные — будь здоров, и он хлопнулся наземь. Лицо его уже багровело.
— Давай дергайся! — прошипела сзади Детта. — Я не стану тебя кончать, если ты рыпаться прекратишь, а будешь дергаться, придушу.
Эдди убрал руки и попытался лежать смирно. Удавка, которую Одетта набросила ему на шею, немного ослабла — ровно настолько, чтобы Эдди смог сделать слабый, обжигающий горло вдох. Что еще можно сказать? Это все-таки чуть получше, чем не дышать вообще.
Когда паническое сердцебиение чуть поутихло, он попытался оглянуться. Петля немедленно затянулась.
— Не трепыхайся. Лежи себе, беложопый, гляди на море и наслаждайся видом. Нечего пялиться по сторонам.
Он повернулся обратно к морю, и удавка опять ослабла ровно настолько, чтобы он мог дышать, если эти обжигающие жалкие вдохи вообще можно назвать дыханием. Левой рукой он тайком потянулся к ремню (Детта увидела это и ухмыльнулась, хотя он видеть ее не мог). Ничего там нет. Револьвер она забрала.
Пока ты, Эдди, дрых, она подползла к тебе. Это, само собою, был голос стрелка. Сейчас, конечно, уже бесполезно тебе говорить, что я тебя предупреждал, но все же… Я тебя предупреждал. Вот до чего довела вся романтика — петля на шее и сумасшедшая тетка с двумя револьверами у тебя за спиной.
Но если б она собиралась меня убить, она бы давно уже это сделала. Она бы кончала меня, пока я спал.
А ты как думаешь, Эдди, что она собирается делать? Вручить тебе бесплатный билет на двоих в Диснейленд?
— Послушай, — выдавил он. — Одетта…
Не успел он даже договорить, как петля затянулась снова.
— Не смей так меня называть. Если еще раз ты так меня обзовешь, так ты больше вообще никогда никого уже не обзовешь в своей жизни. Меня зовут Детта Уокер, и если ты хочешь еще маленечко подышать, белое ты дерьмо, то лучше это тебе запомнить!
Эдди хрипел и пытался ослабить петлю. Подобно зловещим цветам, черные пятна пустоты раскрылись у него перед глазами.
Наконец давящая петля на горле немного ослабла.
— Усек, беложопый?
— Да, — хрипло выдавил он.
— Тогда скажи. Как мое имя?
— Детта.
— Назови полное имя! — В ее голосе прозвучали опасные истерические нотки, и Эдди обрадовался про себя, что он не видит ее.
— Детта Уокер.
— Хорошо. — Петля ослабла еще немного. — А теперь слушай меня, белый коржик, и слушай внимательно, если хочешь дожить до заката. И не пытайся меня нагребать, я же видела, как ты за стволом своим шарил, который я с тебя сняла, пока ты дрых. Детту лучше не выводить из себя. Детта все видит. Ты еще только подумал, а я уже наперед все знаю, усек? И даже не думай со мной выделываться в расчете на то, что у меня нету ног. Я много чему научилась, когда их лишилась, и теперь у меня два револьвера. Были ваши, белые мудаки, стали наши. И они еще кое на что годятся. Что скажешь?