Движущиеся картинки
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что этого достаточно? Как-то это мелковато, что ли, для такого длиннющего клика… Вот, дескать, такая житейская история – здесь любовь, а вокруг – Гражданская война. Я пока не понимаю, как ты из этого сделаешь картинку.
И вновь воцарилось предгрозовое молчание. Кое-кто начал бочком пятиться от Виктора. Достабль не мигая смотрел на своего лучшего актера.
Из-под его стула продолжало доноситься тихое, почти неразборчивое брюзжание.
– …Да уж, конечно, для Лэдди всегда роль найдется… И чего все в таком восторге
А Достабль по-прежнему изучал Виктора. Наконец он произнес:
– А ведь ты прав. Да, да, да. Виктор прав. Почему, кроме него, никто не обратил на это внимание?!
– Я как раз хотел сделать одно предложение, дядя, – поспешил встрять Солл. – Надо бы нам эту картинку немного разукрасить.
Достабль сделал неопределенный взмах сигарой.
– Мы можем придумать что-нибудь еще, нет проблем. Ну, скажем… скажем… как вам гонки на колесницах? По-моему, берет за душу. Герой, например, на полном скаку вылетает из колесницы. Или колесо вдруг отрывается. А? Как?
– Гм… Я вообще-то случайно читал одну книгу… про Гражданскую войну, – тщательно подбирая слова, проговорил Солл. – И мне кажется…
– И тебе кажется, что там как раз упоминалось про такие гонки… Я тебя правильно понял? – промурлыкал Достабль, облизываясь так, что его племяннику стало страшно.
– В общем, ты старше, дядя, тебе лучше знать, – сдался Солл.
– А еще… еще… – Достабль задрал голову, подставляя ее ветрам вдохновения. – Еще мы могли бы задействовать громадную акулу…
Судя по голосу, которым были произнесены эти слова, от Достабля самого не укрылись кое-какие шероховатости этого предложения.
Солл посылал Виктору умоляющие взоры.
– У меня есть веские основания предполагать, – сказал Виктор, – что акулы в Гражданской войне не участвовали.
– Ты думаешь, или ты уверен?
– Я уверен в том, что появление акул на поле боя не прошло бы незамеченным.
– Их могли не заметить, – пробормотал Солл, – только если бы они тут же угодили под ноги боевым слонам.
– М-да, – с досадой произнес Достабль. – Ну, это я просто так – фантазирую. Вертится всякое…
С минуту он вдумчиво смотрел в одну точку, а потом торопливо тряхнул головой.
«Акула! – подумал Виктор. – Собственные мысли человека – это крошечные золотые рыбки. Но вдруг эти рыбки куда-то исчезают, в пучине мозга происходит какое-то движение, и на поверхность выплывает гигантская мыслеакула. Словно кто-то запускает таких тварей к нам в головы…»
– Ты абсолютно не умеешь себя вести, – выговаривал Виктор Гасподу, когда они остались вдвоем. – Я все время слышал из-под стула твое брюзжание.
– Может, я не умею себя вести, но я, по крайней мере, не западаю на девушек, которые впускают в наш мир всяких монстров и чудовищ.
– И то хорошо, – отозвался Виктор и тут же вскинул голову: – О чем это ты?
– Ага! Теперь он, видите ли, заинтересовался! Твоя подружка…
– Она
– Твоя тебе-не-подружка, – продолжал Гаспод, – выходит каждую ночь из дому и поднимается на холм, где пытается открыть ту самую дверь. И эта ночь не была исключением. Только ты ушел, как она стрелой помчалась туда. Но я ее выследил и преградил ей дорогу, – глазом не моргнув сообщил Гаспод. – Только, пожалуйста, без благодарностей… Сейчас надо думать о том, что там, в холме, замурована какая-то черная сила, а Джинджер потихоньку выпускает ее на волю. А мы потом удивляемся, что она каждое утро на работу опаздывает и приходит вся бледная. Побледнеешь, если всю ночь на холме кувыркаться.
– А откуда ты знаешь, что силы именно черные? – убитым голосом осведомился Виктор.
– Рассуди сам, – сказал Гаспод. – Что можно держать в заточении глубоко внутри холма, в пещере за большими дверями? Уж никак не дешевую рабочую силу, которая будет тебе по ночам посуду мыть. Никто не говорит, – великодушно признал он, – что она делает это сознательно. Может, они взяли и подчинили ее себе, а судя по тому, как она любит кошек, подчинить ее нетрудно, и сделали из нее орудие своих темных происков.
– Ты иногда заговариваешься, – заметил Виктор, отнюдь не уверенный, так ли это на самом деле.
– Спроси ее сам, – надменно проговорил пес.
– А вот и спрошу!
– Давай, спроси!
«А и верно, как ее спросишь? – задумался Виктор, пока они с Гасподом выбрались на солнце. – Простите, госпожа, но мой пес говорит, будто… Не годится! Джинджер, я понимаю, что тебе надо дышать свежим воздухом… Нет! Слушай, Джинджи, моя псина тут гуляла и… М-да…»
Не исключено, что ему следует просто начать разговор и незаметно подвести к обсуждению всяких чудищ, населяющих Антимиры…
Впрочем, разговор откладывался – судя по тем воплям, что доносились из студии.
Страсти кипели вокруг третьей главной роли в «Поднятых ураганом». Виктор, конечно, должен был стать неотразимым и немного растленным героем, Джинджер могла считать себя единственной претенденткой на роль его партнерши. А вот подыскать исполнителя второй мужской роли, персонажа скучного и добропорядочного, оказалось совсем не просто.
Виктору прежде никогда не приходилось видеть, как люди в припадке ярости топают ногами. Он был склонен думать, что такое бывает только в книжках. Но Джинджер это делала в жизни.
– А потому, – кричала она, – что я сама тогда буду выглядеть посмешищем!
Солл походил на громоотвод в час испытаний. Он отчаянно размахивал руками.
– Но он просто создан для этой роли! – восклицал Солл. – Здесь необходим характер твердый, стойкий…
– Твердый, стойкий? Тогда в самый раз! – вскричала Джинджер. – Закуйте его в латы, наклейте ему усы, но он все равно останется камнем!
Тут над ними обозначились довольно внятные очертания Утеса. Послышалось столь же веское откашливание.