Двое из будущего
Шрифт:
– Пионер всегда готов, - ответил я, решительно выдохнув.
Мишка тоже выдохнул, сжал меня крепче за ладонь и сделал шаг. И я, зажмурив глаза, следом за ним. Перехода, как и прошлый раз, мы не почувствовали. Я сделал глубокий вздох, желая ощутить запах своего времени, но... ничего не изменилось - лес пах по-прежнему. Тогда я разомкнул веки, недоуменно осмотрелся и к своему ужасу понял, что переход не состоялся. Пень с муравейником из нашего будушего не появился, а ощипанный куст шиповника словно издеваясь, рос на своем родном месте и колыхал молоденькими листочками.
– Что за...!!!
Мишка растерянно озирался. Для него несостоявшийся переход
– Почему мы не перешли?
– спросил я с дрожью в голосе.
Миха непонимающе огляделся.
– Черт его знает! Давай еще раз.
Но и на второй раз ничего не получилось. И на третий и на четвертый. Миха матерился и я его поддерживал, ругаясь на неизвестного шутника. Друг ходил вокруг точки выхода, раздраженный, напуганный. Пробовал зайти в проход с разных точек. Но ничего не получалось. Наконец, севшим голосом он выдал:
– Вася, проход исчезает, - и дрожащим пальцем показал на невидимую точку в воздухе.
– Как! Ты что говоришь такое? Ты же уже несколько раз ходил сюда, как он может закрыться?
– А я знаю?!
– выкрикнул он мне и зло пнул ногой издевательский куст.
– Марево исчезает, проход исчезает, мы не можем через него пройти! И я не знаю почему!
Вот так, оказывается, перспектива навсегда застрять в прошлом может здорово напугать. Я теребил друга, требовал пробовать пройти снова и снова, мы пытались и каждый раз неудачно. Он пробовал пройти один, без меня, пытался я и всегда результат был один и тот же. А между тем стало темнеть. Тени удлинись, краски посерели и Мишка перестал видеть свое марево прохода. И только тогда мы поняли - мы застряли и временно, до утра смирились.
"Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада веселому пенью гудка?"
Дурацкая песня привязалась ко мне под утро, когда уже показалось зарево. Толстое бревно в ночном костре прогорело, и холод сковал все тело. Конечно же, я не спал всю ночь. После того сюрприза, что нам преподнесли, любой бы не смог заснуть. Уйти в прошлое за легкой копейкой и застрять в нем на... надеюсь не навсегда. Мишка кое-как закемарил, но сейчас, едва я пошевелился, открыл глаза и пытается сообразить, где находится. Вспомнил вчерашнее происшествие и с какой-то болью в голосе простонал. Он медленно поднялся с лапника, со стоном размял затекшую ногу. Бросил с надеждой взгляд в сторону прохода и сразу как-то осунулся, сгорбился. Устало поднял с земли несколько веток и подбросил в угасающий костер.
– Проход исчез, - сообщил он мне через минуту молчаливого созерцания огня.
Я невольно оглянулся.
– Совсем?
– Абсолютно....
Безысходность, вот что я услышал в голосе друга. Не было ни малейшей надежды на возврат.
– Миха..., - тихо позвал я его.
– Что?
– А может он еще появится? Через день или два?
Он отрицательно качнул головой.
– Проход всегда стоял открытый, - пояснил он.
– В любой день, что я приходил, он всегда был. Я свободно мог ходить туда-сюда в любой момент. Нет, Вася, он не откроется....
– А может ты сам его открывал, а не он стоял открытый? А?
Он криво усмехнулся и молча мотнул головой. Я скрежетнул зубами. У меня же там семья осталась! Я вспомнил своих дочек, жену, представил, как они узнают о моем исчезновении и на сердце лег такой тяжелый камень, что захотелось взвыть. Не прощу себе своей легкомысленности.
Мы провели возле
В городе зашли в первый же попавшийся кабак и "по-русски", в хлам нажрались. Нажрались так, что хозяин заведения приказал оттащить наши бесчувственные тела в одну из подсобок и бросить на пол. На следующее утро протрезвевшие и злые, мы, дыша перегаром в наветренную сторону, пошли на заветное место. И опять осечка, и снова мы плетемся в кабак и снова нажираемся. На следующее утро сценарий повторяется. Но на сей раз на возврате в город я тяну друга в сторону от кабака и прописываю нас в гостинице. При гостинице ресторан, вот там мы и гасим свою душевную боль. И уже оттуда нас тащат не подсобку на пол, а в нумера и в мягкую постельку.
Я не знаю, сколько дней прошло в этом угаре. Может пять, а может и все десять. Только однажды проснувшись на перине, я понял, что пить так больше нельзя - здоровье стремительно ухудшается, а вот душевная травма никак не залечивается. Так что, опустив босые ноги на пол, я решительно отодвигаю в сторону графинчик, оставленный на опохмел, и вдосталь напиваюсь капустным рассолом. Голова трещит как царский колокол, во рту ночевали тараканы, но я перебарываю себя и медленно, морщась от накатывающей дурноты, одеваюсь. Смутно вспоминаю, что друг должен быть в соседнем номере. Плетусь к нему и пытаюсь привести в чувство. Мишка мычит, отмахивается от меня и пробует дрожащими руками опохмелиться. Но он не получил такой радости. Вместо графина я сую ему в руки кружку с рассолом и заставляю выпить. Он пытался возразить, но искоса взглянув на меня, передумал и большими, жадными глотками осушил емкость. Через минуту у него появился осмысленный взгляд.
– Аспиринку бы, - жалуется он, потирая потный лоб.
– Нету здесь аспиринок, - жестко отвечаю я.
– Не изобрели еще.
Мишка глубоко и тяжело вздыхает и встает с постели.
– Ну, что? Опять пойдем?
Я мотнул головой.
– А смысл? Сходить, чтобы увидеть тоже самое? А потом опять нажраться? Извини, Миха, но я так больше не могу.
Мишка лишь согласно кивает - пить ему тоже, по-видимому, надоело.
Уже под вечер, когда мы более или менее пришли в себя после многодневного загула, мы снова спустились в ресторан. Половой на входе встретил нас как дорогих гостей. Провел нас до свободного столика, усадил и, не спрашивая ни слова, упорхнул на кухню. А через минуту появился с тяжелым подносом в руках в центре которого величаво возвышался массивный запотевший графин. От вида плескавшейся в нем жидкости меня замутило. Половой сгрузил на столик различных видов горячих закусок, салатов и схватился было за горлышко пузыря, как Миха его решительно остановил:
– Вот, что, милейший, сегодня мы обойдемся без алкоголя. Принеси-ка лучше кваса.
Опешивший молодой человек часто заморгал, явно не готовый к подобному повороту сценария.
– Ну, что застыл как соляной столп? Давай, живо!
Командный голос подействовал и водка стремительно исчезла с нашего стола, а вместо нее в графине заплескался холодный ржаной квас. Мы размеренно и лениво стали поглощать закуску. Утолив первый голод, я откинулся на спинку стула и огляделся. В ресторане было полно народа. Оно и понятно - время вечер, к тому же воскресенье. И свободных столов не было. Странно, что для нас оказалось свободное местечко.