Двое на краю света
Шрифт:
Он кивнул, продолжая хранить молчание. Я понимаю. Мне самой трудно состыковать в разуме и в чувствах все эти странные факты и обстоятельства.
И давая нам обоим возможность немного помолчать и хоть как-то справиться с эмоциями и мыслями, я листала снимки, стараясь делать это не слишком быстро.
Я показала все фотографии в этой папке, и, как обычно, снова появился первый снимок, где на весь экран улыбался веселый Архипка.
– Почему она его родила? – спросил Краснин, разглядывая фотографию
– Да, – поняла я, о чем он хотел сказать. – Светская львица, из другого мира и совсем из другой жизни.
– Да. Именно. Почему она решила родить ребенка от малознакомого мужика?
И я рассказала ему. Всё.
Начиная с того, как она пришла ко мне в студию, как приняла решение родить ребенка для меня, как мы вынашивали его и рожали, и заканчивая первым днем рождения Архипа, который мы отмечали вместе за три дня до ее смерти.
– Вы были настолько близки? – тихо спросил Краснин.
– Она была единственным самым близким мне человеком. – Почему-то я вдруг стала объяснять ему то, о чем ни с кем никогда не разговаривала. – Старшей сестрой и в чем-то мамой, другом, мудрым наставником и товарищем во всех наших безумных проделках. Она была единственной в моей жизни, а я в ее, мы ни разу не поссорились, даже не спорили никогда, и у нас обеих не было ни друзей, ни подруг близких. Зачем? Конечно, мы любили родителей и обожали деда Платона, но ближе друг друга у нас с ней никого не было.
– Мне очень жаль, – посочувствовал мне искренне Краснин и осторожно, немного неуверенно спросил: – Она… не мучилась?
А я задумалась, стоит ли рассказывать о моих настолько личных и интимных переживаниях и воспоминаниях, о том нашем прощании с Глорией? И… и не смогла, пока не смогла – я любила его, доверяла ему, хотела прожить с ним всю жизнь, но пока не смогла…
– Прости, – внимательно всматриваясь в выражение моего лица, по-своему истолковал мои сомнения он. – Я не хотел сделать тебе больно, напоминать, не подумал…
– Ничего, – перебила его я. – Она не мучилась. Я пока не могу тебе рассказывать об этом. Год прошел, а я о Глории ни с кем не говорила, даже с родителями. Не могу. Еще не могу, хотя она и просила не тосковать по ней. Вот, пока не исполнила ее волю.
И я внутренним окриком загнала назад рванувшиеся на свободу слезы. А Краснин вдруг резким движением встал, рванул меня из кресла, прижал к себе, утешая.
– Ничего, – тихо шептал он мне на ухо и покачивал. – Когда-нибудь сможешь, и тебе полегче станет. – Чуть отстранился, заглянул мне в лицо, поцеловал нежно, исцеляюще, в губы. – Прости, что спросил.
И вдруг в одно мгновение нас обоих словно накрыло каким-то страстным, лишающим ума шквалом! Как кипятком окатило! Оттого ли, что мы оба сдерживали и скрывали
А отдышавшись, после долго лежали, не произнося ни слова и не делая ни одного движения, и только смотрели в лица друг другу. Потом Краснин встал и так же, ничего не говоря и не объясняя, взял меня на руки и перенес в спальню. И, словно возмещая упущенную нежность и жесткую торопливость прошлого раза, долго ласкал, доводя до полуобморочного состояния, пока я не принялась молить и требовать продолжения, которое он дал нам обоим, приведя к сумасшедшей вершине…
Я проснулась с ощущением теплой радости и правильности жизни, потянулась, открыла глаза и обнаружила, что в спальне нахожусь одна.
Интересно! Во-первых, сколько я спала? Вроде бы утро позднее. А во-вторых, когда я заснула? Совершенно не помню, словно меня выключили из жизни, как робота от питания. И в-третьих, а где Краснин-то?
Я встала с кровати, и здесь выяснился еще один интересный факт – отсутствие моих вещей. Всех. Ну ладно, может, это игра такая? Я вышла из комнаты и, ясный пень, позвала хозяина:
– Краснин, ты где?
Тишина. Причем какая-то с намеком такая, я бы сказала, тишина!
Я прошла в кухню, проверила туалет и ванную, заодно воспользовавшись ими по назначению, прошла в гостиную и снова, уже громче, позвала:
– Эй, хозяева, вам голые девушки не нужны?
Не поверите – тишина! Ну ладно, пойдем другим путем! Я прошла в прихожую, достала из сумки свой смартфон, нашла в книжке номер сотового Краснина, который имелся у меня еще со времен подготовки к экспедиции и прохождения тех многочисленных инструктажей. После нескольких гудков доцент Краснин таки соизволил отозваться на призыв женщины:
– Да.
– Стесняюсь спросить, – весело поинтересовалась я, – но все же: ты, собственно, где, Краснин?
– Я, – совершенно не диагностируемым мною тоном ответил он, – некоторым образом в аэропорту.
– И что ты там делаешь? – вкрадчиво задала естественный вопрос я.
– У меня через час самолет в Копенгаген, – оповестил Краснин тем же непонятным тоном.
– Ты летишь на конференцию? – проводила дознание я.
– Да.
– Понятно, – уже смутно кое о чем догадываясь, сказала я и уточнила: – На которую должен был улететь в среду?
– Да.
– Краснин, – развеселилась я тут от души, – ты что, сбежал?