Двое на краю света
Шрифт:
– А какой был вопрос? – снова улыбнулась я, он же все равно не видит, так и прижимает меня к себе.
– Ты переедешь ко мне, выйдешь за меня замуж и будешь жить со мной долго, хлопотно, иногда непросто, но весело и счастливо?
И тут мой взгляд упал на две большие сумки, которые так и стояли с ночи у дивана, позабытые всеми.
– Слушай, а что ты таскаешь в этих баулах, керны с пробами грунта, что ли?
– Нет, не керны. В одной вещи и игрушки для Архипа, в другой мои вещи и тебе подарки. Я одежду только в Европе покупаю, когда езжу на конференции,
– Да я ответила тебе еще месяц назад! – возмутилась теперь я, отстранилась в его руках, посмотрела в его лицо, стараясь удержать смех. – Да какая женщина в трезвом уме и твердой памяти откажется от такого хозяйственного мужика, который к тому же любит играть с камушками?
– А те вы делаите? – спросил Архипка, неслышно подобравшись к нам.
Ну что ж, это второй урок отцовства. Павлу Андреевичу придется узнать, что сынок появляется в самых разных местах неожиданно и, как правило, не вовремя. А еще он любит забираться в постель к маме, в которой теперь планирует спать и папа, по утрам – в самое «симпатичное» у мужской сексуальности время.
Посмотрим этот цирк!
Восемь месяцев спустя
Так, еще немножко, вот на этот крючочек – оп-ля! Все прекрасно повесилось!
– Шротт!! – прогремел снизу ужасно грозный, любимый до счастья голос. – Ты зачем туда забралась?!
– Мне надо было перевесить две работы, – улыбаясь до ушей, объяснила я цель своих действий.
– Для этого рабочие есть! – бушевал начальственно Краснин.
– Они ушли на обед, а мне надо посмотреть все в готовой композиции! – упрямствовала я, отстаивая свою правоту.
– А подождать их не судьба! Немедленно слезай, совсем с ума сошла, черт-те что вытворяешь!! – грохотал своим прекрасным голосом Павел Андреевич.
– Да слезаю уже! – успокаивала я.
Проще было сказать, чем сделать, – забраться сюда оказалось не так уж сложно, а вот спуститься, как только что выяснилось экспериментальным путем, проблематично. Краснин почти бросил на пол огромный букет алых роз, протянул ко мне руки и принялся меня эвакуировать с лестницы, не переставая ругать почем зря:
– Ты что, и стремянку сама таскала?!
– Нет, ее таскал охранник, – уверила я, принимая его своевременную помощь.
Встав на нижнюю ступеньку, он обнял меня одной рукой за область талии, второй поддерживая под локоть, и помог спуститься, что только добавило огонька в его возмущенную адресную речь:
– А я думаю, что это меня так радостно встретил ваш охранник, как родного, и чуть не бегом двери открыл, и пропустил, и смотрит так сочувствующе! Ну еще бы! Когда ты тут горную козу из себя изображаешь и никто не может тебя остановить!
Все, мы спустились, и весьма удачно.
– Я тебя запру, честное слово! Вот в следующий раз выпущу только на открытие выставки!!
– Я тоже очень рада тебя видеть
Муж был гневлив до крайности, но от поцелуев и обнимашек не уворачивался, и поцеловал, и обнял, и еще разочек поцеловал, но отчитывать не перестал:
– Как ты вообще додумалась в таком положении лазать по стремянкам, да еще одной, когда никого рядом нет?!
А какое у меня положение? Хорошее у меня положение, беременное. Шесть месяцев, подумаешь, я еще и плясать могу, и хороводы водить.
– Я ж не рожаю, – неосмотрительно заметила я.
– Что и удивительно при таких выкрутасах!! – вновь добавил децибел в тоне, уже было шедшем на убыль, Краснин.
– Напомни мне, я уже говорила тебе, что ты становишься убойно сексуальным, когда ругаешься? – промурлыкала я, поглаживая его по рубашке на груди.
– Сто раз! – снизив накал грозности, проворчал он. – Заметь, когда я ругал тебя за дело. Сто раз!
– Как прошел съезд? Как твой доклад? – поинтересовалась я его делами.
– Доклад на ура, сорвал овации, а вот съезд гораздо хуже, дома расскажу.
– Кстати, ты дома был? – тут же встрепенулась я.
Дома, это в том смысле, что в квартире в Москве, ибо мы сейчас здесь временно находимся в связи с моей персональной выставкой.
– Да, вещи бросил, умылся – и к тебе, со стремянок тебя эвакуировать, – буркнул напоследок Краснин.
– С Архипчиком виделся? С ним что-то происходит, а я не пойму что. Грустит, спрашиваю, что случилось, а он молчит, ручкой махнет и отворачивается, может, он так по тебе скучал?
– По мне тоже, – усмехнулся Краснин. – Лидуша сказала, что он второй день сам не свой, мы с ним поговорили, и выяснилось, что у сына первая мужская трагедия: Нюша пошла в садик и полюбила другого мальчика.
– Господи, ему еще и трех лет нет, какая трагедия? – не поверила я в такую причину.
– Ну, любовь пока никто не отменял, даже в три годика, – хмыкнул Краснин. – Ему обидно, она ему так прямо и сказала, что теперь другого мальчика из садика любит и он веселый.
– Ну и дура, – возмутилась я за сына. – А мы другую девочку полюбим, получше!
– Вот приблизительно это я ему и объяснил, правда, несколько иными словами и в правильной отцовской трактовке.
– Что значит мудрый отец! – похвалила я и поинтересовалась робко, махнув рукой на букет: – А цветочки мне?
– Нет, охраннику за мужество, – серьезно ответил Краснин, чмокнул меня в нос, тяжело вздохнул и уже веселее поинтересовался: – Ну показывай, что тут у тебя надо перевешивать.
Мы с Архипом переехали в Питер как-то очень быстро, спокойно и без особых трудностей и проблем, заимев помимо отца и мужа очень энергичную, деловую и моложавую бабушку и свекровь, которая взяла на себя заботу о внуке, словно вторую молодость получила. Ее, конечно, бывает слишком много иногда, но без нее я бы так быстро и легко не справилась с новыми обстоятельствами, она мне очень помогла. Да и кому доверишь ребенка в незнакомом пока городе, кроме обожающей его родной бабушки!