Двое против ста
Шрифт:
– Двадцать минут... – проговорил Андрей. – Ладно, Валя... Потом, как Бог решит.
Бог решил следующим образом. Валентин и Лена беспрепятственно покинули лагерь «господ наемников» и спустя три часа давали объяснения в особом отделе контрразведки. Валентин как мог тянул время и одновременно пытался выяснить, каким образом все так сложилось. Однако сидевший рядом с особистами начальник разведки хранил гробовое молчание и старался не смотреть на своих недавних подчиненных.
– Полный провал!
– Вас ждет следствие и гарнизонный суд!
Так сыпали с разных сторон особисты – один молодой и в очках, другой постарше,
– Достаточно! – неожиданно произнес начальник разведки, поставив некую точку. – Давайте координаты этой банды...
Валентину ничего другого не оставалось, как выполнить приказанное. Потом их с Леной на некоторое время оставили в покое. Почти целые сутки они провели в своем кунге, допивая коньяк, почти ни о чем не говоря. Да и что теперь было говорить. Спасибо, в своих стрелять не пришлось. Впрочем, Лене пришлось. Уши пленному щекотать. И смеяться, точно захмелевшей от всего того, что именуется войной. У которой вроде бы не женское лицо. А ведь пленный этот скорее всего был из СВОИХ. Что теперь с ним? Вот оно как все... Самое ужасное, что Лена чисто по-человечески привязалась к Милде. Женщине, стрелявшей в русских. «Как надоело все», – говорила Милда, и Лена понимала ее. Да, надоело. Тем не менее приходилось выполнять эту тяжелую работу. Лена сама выбрала этот путь после смерти сестры Оксанки, после встречи с Валентином.
Самое поразительное – это наши господа генералы. Летают в тыл лютых врагов, как на Рублевское шоссе. Меняют «то» на «это». Выходит, есть такая профессия – Родиной торговать?! Чего бояться генералу Муравьеву? Здесь свои – стрелять не будут. Там тоже вроде как свои и тоже стрелять не будут. Потому как и для тех, и для других он начальник. И те, и другие от его, муравьевского, слова зависят. От его кейсов с долларами. Не брезгует генерал и зауряднейшей транспортировкой наркотиков. Зато и вся прибыль в собственный карман. А от прибыли генерал-демократ (как и прочие демократы) отказываться не привык. Как и от владения парой-тройкой наркофабрик по переработке опия-сырца в героин.
Не прошло и суток, как Валентина вызвал к себе начальник разведки. На сей раз они говорили наедине.
– Дурацкая идея использовать наемников для ликвидации ичкерийских генералов пришла сверху, – сознался, пряча глаза, полковник. – Они были уверены, что ты найдешь с Андреем общий язык. Вас ведь с Еленой всем этим хотели замарать и тоже сделать наемниками.
Валентин ничего не ответил. За прошедшие сутки он слишком о многом догадался самостоятельно.
– Кое-кому очень нужны спецы вроде вас. Способные выполнить любой приказ.
– Мы солдаты, а не наемные убийцы, – ответил наконец Лапето.
– Но вы нужны именно во втором качестве, а не в первом. Прости меня, Валентин... Вы должны будете немедленно подать рапорты об увольнении.
– Не понял.
– Все ты понял и не терзай меня, майор, – полковник покрылся густой краской, аж до самых корней редких седеющих волос. – На тебя и на Елену теперь имеется серьезный компромат. Кое-кто постарался и сработал лучше нас. Вы много знаете... Я, кстати, тоже увольняюсь из войск.
– Это ваше дело. Я лично не собираюсь подавать рапорт.
– Но ты подашь его! Иначе против вас заведут дело как против пособников бандформирований... Или отправят в бессрочный дембель [33] .
Валентин понимал, что немолодой полковник говорит то, что ему вряд ли рекомендовали произносить.
– Уволитесь из войск и исчезните куда-нибудь, – продолжил полковник, убедившись, что Лапето не собирается спорить с ним. – За границу или в какой-нибудь медвежий угол. Преследовать вас не будут. Но если вы начнете какие-либо активные действия, то вас смешают с такой грязью... Это будет длительный срок заключения как минимум.
33
Бессрочный дембель (сленг ВДВ) – смерть.
– Благодарю, господин полковник.
Потом был разговор с Леной. Недлинный, но эмоциональный. Она неожиданно легко согласилась уволиться из войск. Неделю они прожили на съемной квартире, почти ничего не делая и ни о чем не думая. Но вот однажды вечером Валентин вдруг сообщил Лене, что через два дня они отбывают в Африку. Работать по своему «прямому профилю». И тут Лена неожиданно вскрикнула, схватившись за лицо, точно услышала что-то страшное:
– Я больше не могу. ЭТОГО ВСЕГО не могу. Я ведь почти убила того парня. Которого привязали к дереву.
– Ты думала, что это враг.
– Враг... – она осеклась, и глаза ее точно остекленели, из серо-голубых стали бесцветно-прозрачными. – Почему вообще все вокруг поделилось на врагов и на своих?! Почему я, баба, должна в этом участвовать?!
– Ты не баба, ты – офицер! И бабой никогда уже не будешь!
– Нет. Я больше не офицер. И ты тоже... Пусть я не буду бабой, но стрелять в людей я больше не могу.
– А я не могу... без ЭТОГО ВСЕГО не могу... Понимаешь?! – проговорил он.
– Я остаюсь здесь, – произнесла в ответ Лена.
– Извини.
С волками жить – волчиц любить. Проводы были скупыми и короткими. Единственное, что попросил Валентин, хранить при себе амулеты-обереги – Череп, Ежа и Клыки. С ними у майора Лапето была своя история. Неправдоподобная, почти мистическая... Таким образом, Валентин отбыл в Африку в качестве боевого инструктора, а Елена устроилась охотоведом в отдаленном районе Западной Сибири.
Генерал, тот самый, с кейсами, в скором времени приказал долго жить, перевернувшись во время катания на снегокате. Муравьев политической элиты не покинул и даже возглавил благотворительный фонд. Андрей и его команда растворились на просторах бывшего Союза, где то в одном, то в другом месте возникала острая необходимость в подобного рода специалистах. Ичкерийского генерала в ту пору ликвидировать не смогли, но выборы, несмотря на это, прошли вполне удовлетворительно.
Справа, в нескольких метрах, послышался хруст смятой травы. Это не выстрел, это скорее осторожная, обутая в специальную, почти бесшумную обувь ступня. Десантник не спрашивает, сколько врагов...
Спрашивать, где они, также не было смысла. Враг, вооруженный бесшумным пистолетом «гроза», стоял в каком-то метре от Лены.
Генерал Гладий Д. Л., он же Гиммлер
– Что сейчас происходит с заложниками? – почти в самое ухо Гиммлера спросил скрипучий голосок.