Двое в лунном свете
Шрифт:
Но Эмброуз чувствовал, какая буря бушует в ее душе – она ждала, что он станет смеяться над ней или, возможно, даже проклинать ее и ее родителей.
– Я не слишком хорошо знаком с философией «Чистого родника», – проговорил Уэллс, тщательно подбирая слова. – Но, полагаю, ваши родители защищали то, что кто-то назвал бы чересчур либеральным взглядом на отношения полов.
– Это благодаря прессе люди больше почти ничего не вспоминают об обществе. – В голосе Конкордии звучали гневные нотки. – Но мои родители во многих других вещах придерживались прогрессивных взглядов. Например, они верили в то,
– Понятно, – кивнул Эмброуз.
– Моя мать всегда мечтала учиться в медицинской школе. – Конкордия сумела быстро взять себя в руки, и ее лицо больше не выражало боли и гнева. – Когда ей отказали в приеме, родители заставили маму выйти замуж за нелюбимого человека.
– А ваш отец? – поинтересовался Эмброуз.
– Папа был замечательным человеком, философом, ученым, который страстно увлекался всевозможными современными идеями. И у него тоже позади был неудачный брак. Папа познакомился с мамой на лекции о правах женщин… – Конкордия задумалась, как ни странно, на ее лице мелькнула печальная улыбка. – Они оба всегда говорили, что это была любовь с первого взгляда.
– Судя по вашему тону, вы не слишком-то верите в этот феномен, – усмехнулся Эмброуз.
– Напротив! – горячо воскликнула Конкордия. – И мои родители могли служить тому доказательством. Но им пришлось заплатить слишком большую цену за свою любовь. Два брака развалились, в обществе вспыхнул грандиозный скандал – вот что им пришлось пройти на пути к собственному счастью.
– К тому же они повесили вам на шею груз незаконного рождения.
Конкордия тихо и грустно засмеялась.
– Это не самое страшное, – вымолвила она. – С наиболее серьезными проблемами я сталкиваюсь, когда люди узнают, что я выросла и была воспитана в «Чистом роднике».
– Эти проблемы возникают вследствие вашего поведения? – удивился Эмброуз.
– Именно так, мистер Уэллс. – Конкордия резко поставила чашку на стол, отчего тонкий фарфор мелодично зазвенел. – Как только люди узнают, что я – незаконнорожденная дочь Уильяма Гилмора Глейда и Сибил Марлоу, они тут же делают вывод, что я, как и мои родители, придерживаюсь весьма свободных взглядов на отношения мужчин и женщин.
– Теперь я понимаю, почему вы предпринимали столь титанические усилия к тому, чтобы скрыть от работодателей свое прошлое, – заметил Эмброуз.
– На свете найдется немного людей, которые захотели бы нанять учительницу, воспитанную в столь прогрессивной среде, – вздохнула Конкордия. – Словом, как только в школе узнали мое настоящее имя и прошлое, меня немедленно уволили.
Эмброуз задумался.
– Надо сказать, для целей Александра Ларкина вы подходили идеально, – сказал он наконец. – Вы так не считаете?
– Прошу прощения?
– Вам отчаянно была нужна работа, но связей у вас при этом не было никаких, – проговорил Уэллс. – Ларкин мог беспрепятственно использовать вас. Если бы вы пропали, никто не стал бы разыскивать вас, задавать какие-то вопросы.
Конкордия поежилась.
– При мысли об этом у меня мурашки по телу побежали, – призналась она.
– Вот интересно, предъявляли ли точно такие же требования к мисс Бартлетт?
– Что вы хотите… – Конкордия не договорила. – Ох, кажется, я понимаю! Похоже, все именно так и было, да? Мисс Бартлетт исчезла из замка, и, насколько мне известно, никто не наводил о ней справок. – Конкордия помолчала. – А потом никто не интересовался мной. В конце концов, я всего лишь учительница, на которую в замке и внимания-то почти не обращали.
Эмброуз медленно кивнул, его охватило знакомое волнение. Такое чувство он всегда испытывал в те мгновения, когда бывал близок к тому, чтобы найти ответы на свои вопросы.
– Что-то подсказывает мне, что вы – ключ к разгадке этого дела, Конкордия, – тихо промолвил он. – Думаю, что Ларкин совершил фатальную ошибку, когда дело коснулось вас. Возможно, это приведет его к краху.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила Конкордия удивленно.
– Он недооценивает учительниц.
Глава 10
Жене владельца гостиницы сразу не понравился мужчина, который задавал так много вопросов ее мужу. И даже не потому, что он не стал скрывать своего презрения к скромной гостиничной обстановке, когда вошел в дом несколько минут назад. Богатые высокомерные джентльмены, которые демонстративно относились к ее аккуратненькой, уважаемой гостинице так, словно это какая-то жалкая хибара, встречались здесь нередко. В худшем случае они напивались и пытались приставать к горничным, а иногда пачкали простыни. Но этот человек даже на них не был похож. Хозяйка сомневалась, что он из тех, кто способен даже на эти мелкие, но раздражающие преступления. Незнакомец был слишком аккуратен и чересчур безупречен. Накануне он приехал на поезде из Лондона и провел ночь в деревне возле замка Олдвик, объехал по утру руины и нанял экипаж, чтобы наводить справки.
Впрочем, несмотря на все его расспросы, никто в округе ничего толком ему сказать не мог, так что привез незнакомец лишь тонкий слой пыли на своем дорогом пиджаке. Зато воротник его рубашки остался чистым и накрахмаленным.
Слишком безупречен, отметила хозяйка. Он из тех типов, которые путешествуют со своими простынями и полотенцами, потому что не верят в чистоту гостиниц вроде той, которую держали они с мужем.
Жена владельца гостиницы сидела в конторе, делая вид, что занимается счетами, пока Нед разговаривал с этим человеком. Но дверь была открыта. Со своего места женщина краем глаза видела стойку и слышала все, о чем они толковали.
– Четыре молодые леди и их учительница останавливались здесь на ночь? – Задав этот вопрос, мужчина бросил на стойку несколько монет. – Вы говорите, они уехали вчера утром?
Нед не прикоснулся к монетам.
– Они что-то говорили о том, что едут на станцию, чтобы поспеть на утренний поезд в Лондон, – сказал он.
– А они упоминали о пожаре в замке? – резким тоном спросил незнакомец.
– Нет, сэр. Старый замок довольно далеко отсюда, – ответил Нед. – Мы услыхали о пожаре лишь после того, как они уехали вчера на станцию. – Нед покачал головой. – Говорят, замок сгорел дотла и один человек погиб в огне.