Двое. После
Шрифт:
— Чуть спокойнее, — предупредительно произносит Булат.
— Я больше не содержанка, — впиваюсь в его лицо заплаканными глазами. — И я теперь я знаю, как бывает… Я не должна терпеть… не обязана… Я достойна того, чтобы быть единственной. — На последней фразе мой голос снова истерично взвивается. Потому что я убеждаю в этом в первую очередь себя.
— А кто сказал, что ты не достойна? — Булат тянется к подоконнику, выдергивает из пачки салфетку и потягивает ее мне. — Разве я отношусь к тебе как к содержанке?
Я комкаю бумажный квадрат в руке и промакиваю им слезы.
— Нет. Но
Мои слова Булату не понравились. Я вижу это по тому, как напрягаются его скулы и как мерцают глаза.
— Говори по фактам.
Я имею право. Имею право.
— Вчера ты отменил нашу встречу без предупреждения и даже не собирался мне об этом сообщить. А еще сегодня за столом тебе позвонили, и ты не стал при мне разговаривать.
Теперь, когда мои главные страхи озвучены, мне становится по-настоящему страшно. Я слишком хорошо помню, чем обернулись похожие претензии в прошлом. Булат сказал, что отчитываться передо мной не будет и честно признался, что спит с Кариной. Если он повторит все то же самое сейчас, мне не останется ничего кроме того, чтобы уйти. Потому что сейчас я другая. Будет нестерпимо больно, но так как раньше меня больше не устраивает.
Булат буравит взглядом мою переносицу и почему-то молчит, хотя явно раздражен. Внутри все сжимается в ожидании. Что бы он сейчас не ответил, я это приму. Я достойна лучшего, я достойна.
Раздраженный вздох.
— За столом мне звонил Камиль. Я не стал разговаривать, потому что видел, что ты была расстроена.
Рот непроизвольно округляется буквой «О», а в носу снова начинает нелогично щипать — на этот раз от неимоверного облегчения. Это был Камиль, не другая девушка. Булат не стал с ним разговаривать, потому что видел, что я была расстроена.
— Задай сейчас все интересующие тебя вопросы, чтобы в будущем мы могли к ним не возвращаться.
Эту фразу Булат произносит устало и нехотя, и меня впервые посещает мысль, что ему, кажется, сложно говорить на личные темы. Но даже если и так, сейчас я себя не могу остановить, тем более, что уворачиваться от правды, когда пройдена половина пути, нет смысла. Я ведь приняла решение, пусть и неосознанное: я достойна настоящих отношений.
Решение приняла, но руки под столом все равно сжимаю до треска костей. Страшно.
— Ты видишься или спишь с кем-нибудь помимо меня? Потому что, если так я…
— Нет, не вижусь и не сплю, — перебивает Булат. — Когда мне это делать? Я каждый вечер провожу с тобой.
Сердечный ритм меняется: из напряженного и болезненного, становится легким, радостным. У него никого нет кроме меня. Никого.
— А ты планируешь как и раньше пропадать, не ставя меня в известность?
— Все, что касается моей работы — ничего не изменится, — Булат заметно расслабляется, словно разговор вышел на более понятную для него территорию. — Я всегда много работал и ничего менять не собираюсь. Поэтому предлагаю и тебе решить прямо сейчас — готова ли ты это принять. Потому что, как я уже говорил однажды, посвящать тебя в свои дела и отчитываться о них перед тобой я не планирую.
И как мне с этим быть? Я не могу спокойно спать, не зная, где он и все ли с ним в порядке. Стоит ли обещать то, с чем я возможно не смогу справиться?
— Ты можешь меня хотя бы предупреждать о том, что у тебя появились дела. И я прошу об этом не потому что хочу тебя контролировать… Я ведь просто волнуюсь за тебя. Я никогда не смогу забыть, что в тебя стреляли, и не спала всю прошлую ночь, думая, что это может повториться.
— На этот счет можешь быть спокойна — никто больше стрелять в меня не будет. Если мне нужно уехать, это может быть связано только с работой. И я могу и дальше забывать тебе позвонить, когда дела будут иметь ту же срочность, что и вчера. В таких случаях ты можешь набирать мне сама. Вчера у тебя получилось.
— Я боюсь тебя тревожить.
Булат вопросительно изгибает бровь: дескать, ну и чья это проблема?
Грудь начинает распирать чем-то красочным, воздушным, во что я еще сама боюсь поверить и для осознания чего мне потребуется время. Слишком много моих страхов не оправдалось и слишком моих давних фантазий вдруг неожиданно стали близки к реальности. Пока мне просто не верится.
— Еще есть просьбы или вопросы? — Булат бросает взгляд на наручные часы и поднимается. — Если да — спрашивай сейчас, потому что мне нужно ехать.
И тут я решаюсь на безбашенность, о которой могу пожалеть уже через секунду. Всему виной внутренний голос, нашептывающий «Ты имеешь право» и то, что Булат признал, что у нас с ним не просто так. Пусть и ненадолго, я впала в зависимость от риска.
— Я хочу, чтобы ты поехал со мной на день рождения мамы в Череповец, — выпаливаю на одном дыхании и до боли поджимаю пальцы на ногах. Ничего страшного, если он откажет, убеждаю себя. Я ведь и сама совсем не хочу туда ехать.
— Когда? Точно не смогу в эти выходные.
— В следующую пятницу, — ошарашенно сиплю я, не силах поверить, что это действительно происходит.
— Хорошо. — Булат нетерпеливо переступает с ноги на ногу: — Проводишь?
34
— Всего вам доброго, — доброжелательно улыбается стюардесса и на секунду задерживает взгляд на Булате: — Благодарим за то, что выбрали нашу авиакомпанию.
Не похоже, чтобы он собирался что-то ответить, поэтому это делаю я, вкладывая в тон максимум искренности и благодарности:
— И вам спасибо большое. Нам все очень понравилось.
Я хочу поблагодарить девушку за пледы и вкусный кофе, но в этот момент Булат берет меня под локоть и подталкивает к серому коридору рукава, наверное, чтобы не задерживала других пассажиров.
Со дня значимого разговора на моей кухне мы больше не обсуждали поездку в Череповец, и я с облегчением начала думать, что Булат о ней забыл. Я ведь тогда на эмоциях попросила поехать вместе, и была уверена, что он откажет. Ну что такому как Булат делать в компании Эдика и отчима в нашей душной хрущевке? Поэтому решила, что просто поздравлю маму по телефону и перечислю деньги на карту в качестве подарка. Она, конечно, скажет, что я от нее откупаюсь, зато сможет побыстрее сделать ремонт и побелить потолок, из-за которого столько сокрушалась.