Двое. После
Шрифт:
Но нет тут-то было. Три дня назад Булат позвонил мне с работы и поинтересовался, во сколько запланировано празднование, а уже вечером, когда мы с ним встретились, сообщил, что куплены билеты на самолет. Я прожила в Череповце девятнадцать лет, но понятия не имела, что вообще существуют такие рейсы.
У выхода из аэропорта нас встречает такси — длинный черный седан с шашечками на крыше. Булат, оказывается, все предусмотрел. От этой мысли я начинаю нервничать еще больше. Будет мне впредь уроком: сначала думать, а потом уже чего-то требовать. Булат отменил дела, купил дорогие билеты и, наверняка, ожидает приятно
— Ты чего такая напряженная? — Булат пристально смотрит на меня с другой половины пассажирского дивана. Конечно, он заметил, как я ерзаю и то и дело вздыхаю.
— Давно не была дома. А еще боюсь, что на дне рождении тебе станет скучно и неуютно.
— Насчет меня можешь не волноваться: на веселье я не рассчитываю. Обратный рейс в десять вечера. У нас есть около пяти часов на встречу с твоей семьей.
Про себя я невесело вздыхаю: отсидеть бы два — будет уже хорошо. Я слишком хорошо помню, чем обычно заканчиваются домашние посиделки: отчим быстро напивается, мама начинает злиться, и в итоге праздник перерастает в скандал. А еще весь вечер наблюдать тошнотворную физиономию Эдика… То еще удовольствие.
И чего я так раскисла? Ведь фактически происходит чудо: Булат прилетел знакомиться с моей семьей. Это ведь оно, да? Отношения? Вряд ли у него нет дел поважнее, чем потратить полдня на перелеты, и вряд ли ему настолько любопытно познакомиться с мамой и отчимом. В глубине души я хочу верить, что он делает это ради меня.
На подъезде к дому водитель снижает скорость до максимума, и остаток пути до знакомой двери с меловой надписью «П.2» автомобиль почти крадется. Виной этому наш узкий двор, со свешивающимися с бордюров автомобилями, и многочисленные выбоины в асфальте, которые за два года моего отсутствия стали еще более устрашающими.
Теперь к волнению перед встречей с мамой добавляется еще и вина перед таксистом, который наверняка злится за то, что вынужден портить свою красивую машину. Что я, собственно, и озвучиваю Булату после того, как мы покидаем салон.
— Ты слишком часто беспокоишься о том, о чем не стоит, и чувствуешь вину там, где не должна, — парирует он, беря меня под руку. — Это его работа. Вряд ли ты злишься на администрацию «Холмов», когда тебе попадается не самый приятный постоялец.
Почему-то от этих его слов у меня улучшается настроение. Мне нравится, когда Булат начинает доходчиво объяснять те вещи, о которых я порой и сама догадываюсь, но в которых, по каким-то причинам, мне сложно себя до конца убедить. Булату мне проще верить, чем себе. Наверное, потому что он редко ошибается.
Ключи от дома лежат на дне моей сумки — кинула их туда в самый последний момент — но воспользоваться ими я не решаюсь. Потому что интуитивно ощущаю себя чужой. Здесь я не чувствую, что имею право.
Тычу в кнопку домофона и, натянуто улыбнувшись, смотрю на Булата. Он абсолютно спокоен, конечно. Это и правильно. Чего ему волноваться? Никакого впечатления ему производить не требуется — достаточно просто появиться и каждый присутствующий поймет, что перед ним умный, успешный и знающий себе цену человек.
— Кто там? — весело пищит динамик Кристининым голосом.
Эта незначительная мелочь отчего-то действует на меня удручающе, и я отвечаю с запинкой:
— Это я, — и чуть громче: — Таисия.
В ответ раздается писк разблокированной двери.
При подъеме по лестнице я расстегиваю пальто и экстренно проверяю, в порядке ли одежда. Этим утром не менее двух часов я посвятила решению сложной задачи: что надеть, чтобы дома никто не подумал, будто я хочу похвастаться своей красивой жизнью, и при этом суметь соответствовать Булату, который всегда выглядит безукоризненно и дорого. Как итог, остановилась на брючном комбинезоне глубокого шоколадного оттенка — он неброский, но выглядит элегантно. Косметику тоже использовала по минимуму — немного туши, румяна и прозрачный блеск.
Открывает дверь Эдик. Выглядит он таким же отвратительным, как и в последнюю нашу встречу.
— Привет, — едва удостоив меня взглядом, буркает он и затем смотрит на Булата, который, стоит рядом.
Выражение его лица из ленивого за секунду становится удивленно-испуганным, и я этот момент ощущаю подобие триумфа. Потому что Булат высокий и красивый, а тощий Эдик в спортивном костюме на его фоне выглядит еще более жалким. Никогда не прощу, что по его вине мы перестали общаться с Кристиной, и что из-за него меня вышвырнули на улицу. А испугался он потому что наверняка уверен, что я рассказала Булату, как он до меня домогался. Трус. Легко распускать руки, зная, что тебе за это ничего не будет.
Конечно, Булату я про тот случай не говорила, за исключением того разговора возле ресторана, про который он, конечно, забыл. Тогда я тоже не собиралась ему жаловаться — просто объясняла, почему мне негде ночевать.
— Это Эдик, — нехотя представляю его Булату и специально отворачиваюсь, якобы для того, чтобы раздеться.— Парень Кристины. Правда, вряд ли я тебе про нее говорила.
— Ты рассказывала про обоих, — звучит над моим затылком и в следующее мгновение руки Булата избавляют меня от пальто.
Я смотрю на него в неверии, и даже про Эдика напрочь забываю. Он помнит тот наш разговор? Как такое возможно? Я думала, что тогда ему было все равно, что говорит надоедливая оборванка, от которой он мечтал поскорее избавиться.
— Что ты так на меня смотришь? — Булат слегка приподнимает брови, словно действительно недоумевает.
— Ничего, — сиплю я, и в тот же момент поверх его плеча замечаю маму, решившую заменить спешно ретировавшегося Эдика. По случаю дня рождения она нарядилась: на голове вместо обычного хвостика — высокая укладка, одета в ярко-желтое платье с кружевными манжетами и воротничком. За два года она почти не изменилась, разве что совсем немного поправилась.
Почему-то стало колоть в носу.
— Привет, мам… — рука тщетно хватает воздух в поисках пакета с подарком, который я поставила на пол, когда раздевалась. — С днем рождения тебя.
Можно шагнуть к ней и обнять. Мы ведь два года не виделись, и это нормально, так ведь? Забыть о прошлых разногласиях и телефонной ругани, и на один день побыть обычными мамой и дочерью. Как я, оказывается, хочу ее обнять, чтобы вдохнуть забытый запах. А она?
— Ну привет, заблудшая душа, — с бездушным весельем произносит мама, за секунду убивая мой наивный порыв. — Чего застыла, как неродная? Все уже за столом сидят.