Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти

Себаг-Монтефиоре Саймон Джонатан

Сталин становился царем. Дети – наверное, потому, что к 1935 году вождь уже вернул им новогодние елки, – весело пели: «Спасибо, товарищ Сталин, за наше счастливое детство». Однако в отличие от усыпанных драгоценностями Романовых, которые тесно ассоциировались с русской деревней и крестьянством, Сталин создал для себя особую разновидность царя. Он стал скромным, суровым, таинственным монархом, который не любит деревню. Как это ни странно, но такой образ нисколько не противоречил его марксистским убеждениям.

Иногда забота Сталина о народе доходила до легкого абсурда. В ноябре 1935 года, например, Анастас Микоян объявил собравшимся в Кремле стахановцам, что Сталина очень заинтересовало мыло и он затребовал образцы. «После этого мы получили специальное постановление ЦК, в котором говорилось, каким

должен быть ассортимент и из чего мыло должно состоять», – объявил Микоян под громкие аплодисменты собравшихся в зале.

От мыла Иосиф Виссарионович перешел… к уборным. Хрущев правил Москвой вместе с председателем исполкома Моссовета, Николаем Булганиным, еще одной восходящей звездой большевистской партии. Это был красивый белокурый безжалостный бывший чекист с козлиной бородкой. Сталин называл Хрущева и Булганина «отцами города». Узнав о тяжелой ситуации в Москве с туалетами, он пригласил к себе Никиту Сергеевича и сказал: «Товарищ Хрущев, до меня дошли слухи, что у вас в Москве неблагополучно обстоит с туалетами. Даже по-маленькому люди не знают, где найти такое место, чтобы освободиться. Вы с Булганиным подумайте о том, чтобы создать в городе подходящие условия».

Сталину нравилось играть роль Отца, который спускается с вершины Олимпа и помогает своему народу. Как-то к вождю обратился учитель Каренков из Казахстана, потерявший работу. «Я приказываю немедленно прекратить преследование учителя Каренкова», – велел Сталин казахским руководителям.

Трудно представить, чтобы Гитлер или даже президент Рузвельт занимались поисками писсуаров, исследованиями мыла или судьбой учителя из маленького провинциального городка.

Туповатый, но добродушный Ворошилов, прочитав статью о разгуле подростковой преступности, подготовил для политбюро записку. Хрущев, Булганин и Ягода, писал он, согласны с тем, что «другого выхода, кроме как ловить маленьких бродят и сажать за решетку, нет… Не понимаю, почему их нельзя расстреливать». Сталин и Молотов немедленно воспользовались подвернувшейся возможностью и добавили в арсенал борьбы против политических оппонентов еще одно грозное оружие. Политбюро приняло постановление, по которому детей с двенадцати лет можно казнить.

* * *

Очередные ошибки уже провинившихся друзей и разговоры о злых детях-преступниках сильно испортили Сталину отдых в Сочи. Авель Енукидзе не внял предупреждениям и продолжал обсуждать политические вопросы со своим старым другом, Серго Орджоникидзе. Сталину казалось, что с Енукидзе он расправился окончательно. Сейчас вождь никак не мог понять, как с Авелем кто-то еще мог продолжать дружить. Недоверие вождя к Серго росло. Он поделился сомнениями со старым другом Орджоникидзе, Лазарем Кагановичем.

«Странно, что Серго продолжает дружить с Енукидзе», – недоумевал Иосиф Виссарионович. Ему казалось, что Енукидзе вообще больше не существует. Вождь распорядился убрать его и из санатория. «Дядю» Авеля и его «заговорщиков» Сталин называл теперь не иначе как «отребьем». Старых же большевиков, все больше вызывающих у вождя раздражение и злобу, он величал любимыми эпитетами Ленина – «старые пердуны». Каганович понял, что Сталин не намерен прощать Енукидзе, и перевел его в Харьков.

Не все в порядке было у вождя и в семье. Его беспокоил сын Василий. Мальчику исполнилось уже четырнадцать лет. Чем больше абсолютной власти получал Сталин, тем распущеннее и наглее становился Василий. Этот мини-Сталин старался во всем подражать своим охранникам-чекистам. Начал с разоблачения жен учителей. «Отец, я уже просил коменданта удалить жену учителя, но он отказался», – жаловался он. Измученный капризами сына Сталина комендант Зубалов писал, что Светлана учится хорошо, а Вася – плохо, и называл его лентяем. Учителя звонили Каролине Тиль и спрашивали, что делать с Василием Сталиным. Он прогуливал уроки и часто заявлял, что «товарищ Сталин» не велел ему заниматься у определенных учителей – естественно, у тех, кто был с Васей строг и требователен. 9 сентября 1935 года Ефимов испуганно доложил Хозяину, что Василий написал о себе: «Вася Сталин, родился в марте 1921 года, умер в 1935». Для семьи Сталина самоубийство не было отвлеченным понятием. К тому же этот способ ухода в мир иной пользовался у большевиков большой

популярностью. Когда Сталин принялся за чистку партии, его противники не нашли ничего лучше, как совершать самоубийства. Это выводило вождя из себя. Самоубийства партийцев он гневно называл способом «плюнуть партии в глаза».

Вскоре Василий поступил в артиллерийское училище вместе с детьми других вождей, включая Степана Микояна. Один из педагогов тоже жаловался Сталину, что Василий угрожает покончить с жизнью.

«Я получил ваше письмо о выкрутасах Василия, – написал Сталин В. В. Мартышину. – Отвечаю так поздно, потому что был сильно занят. Василий – избалованный мальчишка со средними способностями, дикарь, не всегда честный. Он часто прибегает к шантажу, со слабыми ведет себя нагло. Его избаловали многочисленные покровители, которые при каждом удобном и неудобном случае напоминают ему, что он сын Сталина. Я очень рад, что ему достался хороший учитель и что вы обращаетесь с ним так же, как с другими детьми, и требуете, чтобы он подчинялся требованиям школьной дисциплины. Стать совсем безнадежным Василию не позволяют только такие учителя, как вы, которые не дают спуску этому капризному отпрыску. Я советую вам быть с Василием построже. Не бойтесь угроз этого избалованного мальчишки. Не верьте, что он совершит самоубийство. Я на вашей стороне и всегда готов вас поддержать…»

Светлана была любимицей Сталина. Она часто ездила с ним отдыхать на юг. Читая письма Сталина Кагановичу, в которых автор в основном рассуждал о наказании Енукидзе, почти явственно видишь, как она сидит рядом с отцом на веранде дачи. Поскребышев каждый день привозил вождю горы документов, завернутых в газету. Сталин сидел, как на троне, на плетеном стуле за столом, заваленном документами, и писал на них резолюции. В этих письмах он часто упоминал дочь. После смерти Кирова место любимого «секретаря» у Светланы занял Каганович. Он тоже не забывал ее в посланиях к Сталину. Мы нередко читаем в них: «Да здравствует наша хозяйка Светлана! Я жду приказа, чтобы отложить начало нового учебного года на 15–20 дней. Л. М. Каганович». Василия в этих письмах Каганович называл «коллегой хозяйки Светланы».

Через три дня Сталин сообщил Кагановичу, что хозяйка Светлана требует принятия решений, чтобы проверить своих секретарей. «Слава хозяйке Светлане! – ответил Железный Лазарь. – С нетерпением ждем ее возвращения».

Вернувшись в Москву, Светлана навестила Кагановича. В тот же день он сообщил вождю: «Сегодня нашу работу проверяла хозяйка Светлана».

Отдыхая в Сочи, Сталин узнал от Лаврентия Берии, что его мать, Кеке, с каждым днем становится все слабее. Вождь решил повидаться с ней и 17 октября выехал в Тифлис. Эта встреча была третьим свиданием матери с сыном за двадцать без малого лет, миновавших после Октябрьской революции.

Берия не мог упустить такой возможности, чтобы еще сильнее втереться в доверие Хозяина. Он заботился о старой женщине, как проницательный царедворец присматривает за вдовствующей императрицей. Кеке не один год прожила в уютных комнатах для прислуги в величественном здании XIX века, дворце бывшего царского губернатора, князя Михаила Воронцова. За ней ухаживали две пожилые женщины. Все они ходили в длинных черных платьях и платках, которые в Грузии по традиции носят вдовы. Берия с женой Ниной часто навещали мать Сталина. Старуха до последних дней любила посплетничать о сексе. «Почему ты не заведешь себе любовника?» – спрашивала она Нину Берия.

Сталина нельзя было назвать очень заботливым сыном, но он регулярно писал матери. «Дорогая мать, живи, пожалуйста, 10 000 лет. Целую, Сосо». «Знаю, я тебя разочаровал, – извинялся он в одном письме. – Но что я могу сделать? Я очень занят и часто писать не могу».

Кеке иногда присылала сыну в Москву конфеты. Он порой помогал деньгами. Как сын, ставший главой семейства, он ни на минуту даже в этих письмах не забывал о своей героической миссии и сообщал, что готов к испытаниям, которые ему приготовила судьба: «Здравствуй, мама, дети благодарят тебя за конфеты. Не беспокойся обо мне, я здоров. Я выстою перед испытаниями судьбы… Тебе нужны еще деньги? Послал 500 рублей и мои фотографии с детьми. P. S. Дети тебе кланяются. После смерти Нади моя личная жизнь стала очень суровой, но сильный человек всегда должен быть мужественным».