Двор. Книга 1
Шрифт:
Гизелла распахнула окно и поклялась, что она сейчас же вызовет по телефону милицию, чтобы черный ворон забрал этих беспризорников и отправил в трудколонию. «Доктор делает аборты, посылает на курорты!» — еще громче заорали мальчики.
— Малая, — сказал Иона Овсеич, — ты даешь себе отчет?
Клава Ивановна ответила, что дает себе отчет, но как дети относятся к этой докторше, этой буржуйке, — тут она вмешиваться не будет.
— Малая, — покачал головой Дегтярь, — здесь ты путаешь. Пусть она для них барыня, хотя возится с детским хором, но мы не имеем никакого права мириться: получается форпост форпостом, а дети остаются
— Кто не хочет, — пожала плечами Клава Ивановна. — Все хотят.
— Малая, — Иона Овсеич нахмурился, — если я не так выразился и ты меня не поняла, можно повторить другими словами.
Нет, возразила Клава Ивановна, она все поняла, но не надо преувеличивать: дети есть дети, им рот не закроешь.
Иона Овсеич засунул большой палец под борт тужурки, посмотрел прямо в глаза и тихо произнес:
— Малая, когда каша пригорает, это плохо, когда каша недоваривается, это тоже плохо, отсюда вывод — надо, чтобы сварилось как раз в меру: тогда повар будет доволен, и клиент будет доволен. А дети — на первом плане для советской власти, дети — это наше завтра, и какую приправу мы им дадим, такие они вырастут. И не думай, что избирательная кампания — это на два месяца, а потом опять можно лежать на печке и писать письма на деревню дедушке, как тот чеховский мальчик Ванька.
Оба примера, и с кашей, и с чеховским мальчиком, получились очень удачные, и Дина прямо заявила: когда у мужчины такая голова, внешность уже не играет роли, она готова целовать Дегтяря при людях.
— Еще надо проверить, — сказала Клава Ивановна, — позволит Дегтярь или не позволит.
Нет, сказал Иона Овсеич, не позволит, и пусть его не просят.
— А Котлярша?
Иона Овсеич зажмурился, видимо, хотел яснее представить себе, но в это время открылась дверь, и Котляр на весь форпост закричал, что здесь сидят и спокойно пьют чай, а Колька и Зюнчик носятся по Троицкой и горланят про Мурку, аборты и этого бандита Гопсосмыком.
Мадам Малая возмутилась: «Кто пьет чай!» — но в ответ Иосиф закричал своим кавалерийским голосом:
— Так, спрашивается, зачем мы строили форпост, зачем надо было отдавать свое время, свои силы!
— Что с тобой сегодня? — удивилась Клава Ивановна. — Котляр, я тебя не узнаю.
— Нет, — сказал Дегтярь, — он прав на все тысячу процентов, и Малая должна открыто признать, что здесь ее личный недосмотр. Котляр, ты со мной согласен?
Иосиф пожал плечами: «Что за вопрос!» — поздоровался за руку с Дегтярем, Малой, кивнул Дине Варгафтик и сел на угол стола, чтобы протез свободно висел, а то сильно натерло культю. После этого на полминуты стало тихо, как будто все ждали, кто начнет первый, и Котляр громко спросил:
— Овсеич, ты знаешь, зачем я пришел?
— По-моему, — улыбнулся Дегрять, — сегодня мой день давать консультацию для избирателей. Или я ошибаюсь?
— А, — воскликнул Иосиф, — какая у человека память!
— А, — воскликнул, в свою очередь, Дегтярь, — какая у тебя память: ты не забыл про мою консультацию!
— Сравнил, — возмутился Иосиф, — сколько человек держу в голове я, и сколько держит он!
Клава Ивановна засмеялась и вспомнила старые, при царе Николае, танцклассы, где учили делать книксены и реверансы, но с таким животом, как у Котляра, туда не принимали.
— Малая, — хитро прищурился Иосиф, — со стороны можно
— Почему иногда? — удивилась Клава Ивановна. — Я всегда жалею про старое время, что оно вообще было на свете.
— Ну, Малая, — пришел в полный восторг Иосиф, — за такой ответ тебе следует пять с плюсом, и я хочу, чтобы вы с Овсеичем первые узнали: с завтра, восемнадцать ноль-ноль, я перестаю работать гвозди.
— Нет, — хлопнул по столу Дегтярь, — в данном случае ты не прав: надо, чтобы здесь были еще люди, и пусть они своими ушами услышат, как надо встречать выборы 12 декабря!
Иона Овсеич задумался: одно дело — дать предложение, другое — организовать его на практике. За окном Оля Чеперуха кричала своим плачущим голосом, чтобы Зюнчик взял немедленно торбу и побежал на Тираспольскую площадь: говорят, в гастрономе будут давать песок и кусковой сахар, очередь тянется уже до Франца Меринга.
— Малая и ты, Варгафтик, — схватился Дегтярь, — позовите сюда Чеперуху, а потом втроем пройдетесь по квартирам и напомните своим соседям, что выходной день не для того, чтобы лежать с утра до вечера на кушетке.
Через полчаса у стола консультанта поставили дюжину стульев, но все равно некоторым пришлось сесть по двое. Из большого форпоста вызвали всех детей — пусть тоже послушают про государственные дела.
— Дорогие соседи, — сказал Иона Овсеич, — сегодня у нас обыкновенный день, но в наше время даже самый обыкновенный день — это необыкновенный день. Только что, пять минут назад, сюда зашел Иосиф Котляр, вы все его хорошо знаете, и сообщил, что он имеет свой личный подарок к выборам 12 декабря: «Какой же подарок, если это не секрет?» — спрашиваем мы у него. А он отвечает: ника кого секрета нет — он решил отказаться раз и навсегда, хотя, как инвалид гражданской войны имеет законное право, от кустарного промысла. Тогда встал другой вопрос: Иосиф Котляр живет на два дома, дети с бабушкой в Николаеве, сто двадцать километров от Одессы, так, может, не следует торопиться? Но этот вопрос никто не успел задать, потому что Котляр, бывший красный конник, не дал нам даже опомниться: он уже все обдумал, и решение его бесповоротное.
Иона Овсеич первый ударил в ладони, и соседи дружно поддержали его. Потом поступило предложение, чтобы произнес слово сам именинник.
— Дорогие жильцы, — сказал Котляр, — дорогие соседи! Во-первых, я никакой не именинник: я сделал, как мне подсказывает совесть, а немножко совести в наше советское время найдется даже у самого бессовестного человека.
На эти слова Иосифа взрослые ответили веселым смехом, а дети захлопали и долго не могли остановиться, хотя Иона Овсеич и Клава Ивановна лично приказывали им: хватит!
— Дорогие товарищи соседи, — продолжал Иосиф, — дело было серед ночи. Я не мог заснуть и долго переворачивался с одного бока на другой. Аля тоже проснулась и говорит: «Иосиф, я знаю, почему ты не можешь спать: у тебя неспокойная совесть». Ну кому приятно слышать такие слова? Я разозлился, ответил ей по-нашему, по-партизански, а она опять за свое и уже прямо режет мне в глаза: «Страна идет к выборам, у людей праздник, а ты живешь по-старому, аж пыль с тебя сыплется». Да, да, вам смешно, а мне было совсем не смешно, и вдруг я почувствовал, что Аня права, что нельзя всю жизнь сидеть одним местом и бояться, как бы она не простудилась!