Дворец Посейдона
Шрифт:
В Батуми лил дождь. Из окна гостиницы «Интурист» виднелось море, которое металось где-то там, за магнолиями, как зверь в клетке. В гостинице даже днем было сумрачно и прохладно.
Вот уже два дня я не выходила из номера. На третий день дождь перестал, и выглянуло солнце. Я сразу вышла на улицу и спустилась к морю. Мама уехала в Кобулети читать очередную лекцию.
В дремучих уголках парка стояли лужи, а в других местах солнце уже успело стереть все следы дождя. Перед зданием Летнего театра на площади пестрели цветы.
Хотя никто не купался, пляж был полон. Отдыхающие истосковались по солнцу.
Поплавать, что ли, подумала я, но не решилась. Почему-то вдруг представила себе, даже увидела, как тону, погибаю — и никто не спасает меня. Потом я лежу на берегу, такая же посиневшая, окруженная толпой, как в позапрошлом году моя подружка Нани.
Нани, которую снимали в кино, жила в «Интуристе», вместе со съемочной группой, а мы с Кети нашли комнату возле вокзала.
— От нас море так близко, даже ста метров не будет… — говорила Нани. — Я голышом выбегаю из номера — и в воду.
Мы с Кети лопались от зависти. Нани носила шорты, и волосы у нее были острижены под мальчишку. У нас тоже были шорты, но мы не осмеливались в ник появляться. Они лежали у нас в чемоданах.
Фильм снимали на пляже. Между столбами, врытыми в песок, протянули веревку, чтобы сдерживать любопытных. Нани с каким-то высоким красивым парнем лежали на песке. Так они лежали примерно с неделю, и их все время снимали. Кети даже похудела от зависти и все нашептывала мне, что у Нани кривые ноги и поэтому она снимается лежа. Но у Нани были стройные, красивые ноги, как у Брижит Бардо, и когда она возвращалась в гостиницу, ее сопровождало не меньше двух десятков ребят, как будто она знаменитый футболист. По городу ее возили на «Волге», и в ресторане она всегда сидела с парнями и громко смеялась, и танцевала с тем высоким красавчиком, и все им аплодировали, так здорово они танцевали. Там же, в ресторане, ее снимали всякие корреспонденты, а мы с Кети сидели, приткнувшись где-то в уголке, и официант не обращал на нас никакого внимания. Мы могли бы уйти, не расплатившись, он бы и не заметил, потому что не сводил восторженного взгляда с Нани.
Вокруг Нани вертелись всякие знаменитые актеры с бородками, похожие на слушателей духовной семинарии. Все они ходили пить кофе в порт, в кабачок для рыбаков и матросов, и Нани там курила американские сигареты, и одну штуку даже подарила Кети. А Кети спрятала ее на память.
Однажды утром, когда мы с Кети взвешивались у самого входа в парк (мы взвешивались два раза в день — утром и вечером), Нани пронеслась мимо на «Волге». Мне почему-то стало неприятно, что она застала нас на весах, — это значит, что мы соблюдаем режим, худеем или поправляемся, словно гусыни на птицеферме, а она…
Машина остановилась совсем близко, Нани вышла и направилась к гостинице, но у входа обернулась и позвала:
— Кети, Майя, идите сюда!
Мы подбежали к ней, хотя до этого и решили держаться независимо: кто она такая в конце концов! На первый же оклик мы бросились
— Девочки, поднимемся ко мне, не хотите?
Не хотим! Представь себе на минуту, что значило для восемнадцатилетних девчонок приглашение в номер кинозвезды, пусть даже эта кинозвезда — их бывшая одноклассница!
Нани занимала две комнаты, одна! А нам администратор гостиницы — высокий тощий дядька — заявил:
— Не то что свободных номеров, мне карандаш положить некуда!
— Девочки, садитесь, располагайтесь, — сказала Нани и стала снимать платье. — Какая жара, правда?
Мы дружно кивнули. Мы сидели, как бедные родственники, и смотрели, как она раздевается.
На столе лежала большая соломенная шляпа.
— Эту шляпу мне подарила на встрече сборщица чая — Героиня Социалистического Труда! — сообщила Нани, надевая шляпу, и подошла к зеркалу. — Мне вроде идет, правда?
— Очень! — воскликнула Кети; сейчас ее сердце целиком принадлежало Нани.
Нани сняла шляпу и бросила ее на кровать, шляпа, плавно кружась, опустилась на подушку, мы проводили ее глазами и значительно переглянулись — кто еще мог бы так бросить шляпу! Потом Кети купила в магазине такую же шляпу и точно таким жестом бросала ее на свою кровать.
— А вот это «Шанель», — Нани показала нам крохотный флакончик. — Мне из Москвы привезли.
— Ох! — застонала Кети.
— Душитесь, девочки, у меня еще есть!
Потом она улеглась на кровать — в комнате было две кровати и сказала:
— Если бы вы знали, как я устала!
— Трудно? — почтительно спросила Кети.
— Что?
— Играть.
— Нет, не трудно, но утомительно. А ты помнишь, Кети, как мы у тебя алгебру списывали?
— Помню, — Кети почему-то покраснела.
Нани вдруг вскочила, бросилась к телефону и набрала какой-то номер.
— Алло! Бидзина? Лаша не появлялся? Ладно… Нет, не говори… — Она прижала трубку ко лбу и стояла так довольно долго.
Мы не отрывали от нее взгляда, для нас каждое движение, каждое слово ее было овеяно тайной. Потом Нани положила трубку на рычаг, взяла сумочку, достала пачку сигарет и протянула нам.
— Мы не курим! — сказала я, и Кети недовольно на меня покосилась.
— Давай сюда, — обратилась она к Нани, поднесла сигарету к носу, — как пахнет! — и протянула мае. — Понюхай!
— Знаю, — я отвернулась.
Нани чиркнула спичкой.
— Прикуривай!
— Нет, я так, спрячу.
— Я дам тебе еще, чудачка, — засмеялась Нани.
— Нет, мне больше не надо.
— Майя, — Нани смотрела на меня, — ты что, дуешься на меня?
— Нет, с чего ты взяла?
— Да так…
Зазвонил телефон, и Нани вскочила.
— Слушаю! — И лицо у нее сразу изменилось. — Нет, Бидзина, не хочу, идите без меня. Я не голодна. Всего…
Некоторое время, чтобы не отходить от телефона, она постояла у стола. Ждала другого звонка. Наверно, потому и из номера не выходила.
Тут я поймала многозначительный взгляд Кети: видала, мол, как она живет!