Дворец Посейдона
Шрифт:
— Обязательно должен выступить кто-нибудь из критиков, — сказала Софико. — Кого вы предпочитаете?
Я назвал критика, который был тамадой в день моего рождения.
— Мы ему звонили, но он отказался.
— Отказался? — переспросила Лия.
Я, признаться, тоже был удивлен.
Лия возмутилась:
— Наглец! Вы бы видели, как он изощрялся! Сидел во главе стола, вот здесь, пойдемте, я вам покажу, — она потянула Софико за руку и увела ее в столовую, словно рассчитывала
Когда они вернулись в кабинет, Софико сказала:
— Теперь нам нужно подготовить вопросы и ответы. У нас по программе маленькое интервью. Вам лучше знать вопросы заранее.
— Конечно, — согласилась Лия.
— Это скорее для меня, чтобы я могла подготовиться, что-то сказать, пошутить, чтобы получилась непринужденная беседа.
— Конечно, конечно, — закивала Лия.
— Вопрос первый: ваш любимый писатель.
— Руставели, — быстро ответил я. Софико записала.
На этот вопрос мне ответить нетрудно. Слава богу, не в первый раз.
— Назовите еще одного, современного.
— Знаю. Станислав Лем.
— Прекрасно, — Софико опять записала. Лия в знак одобрения наклонила голову.
— Теперь ваш любимый композитор?.
— Палиашвили.
— Еще кто?
— Микис Теодоракис.
Лия удовлетворенно кивнула: значит, пока все шло, как полагается.
— Ваш любимый герой?
— Гагарин.
— Еще!
И вдруг что-то со мной случилось, и я свернул с проторенной дорожки.
— Жанна д’Арк!
— Ого! — удивилась Софико.
Лия недоуменно на меня уставилась.
— Давайте вычеркнем Жанну д’Арк, — предложил я.
— Отчего же, если вам хочется.
— Хочется, но…
— Коперник, — подсказала Лия, которая знала наизусть все мои ответы.
— Конечно, Коперник, — обрадовалась Софико, — он ближе вашему творчеству.
— Нет, не Коперник, — заупрямился я. Но не потому, что был против Коперника. Мне было стыдно, что Лия меня выдала. — Только не Коперник!
Лия встала и в знак протеста вышла из комнаты.
— Тогда надо придумать кого-нибудь, — вздохнула Софико.
— Ты смеешься надо мной?
— Ну что ты?! Чем, например, плох Джордано Бруно или Галилей? Нет, Джордано лучше, его на костре сожгли.
— Пусть, — сказал я, — мне все равно.
— Почему ты сердишься?
Лия снова появилась и села на свое место.
— Мы остановились на Джордано Бруно, — сообщила ей Софико. — Вы согласны?
— Да, — кивнула Лия. Бруно или Коперник — в данном случае для нее это не имело значения.
— Теперь укажите мне, чем вы увлекаетесь, кроме своей работы. Точнее — ваше хобби?
— Охота, — не задумываясь
— Отлично, — одобрительно улыбнулась Софико, поддерживаемая кивком Лии.
— Любите ли вы путешествовать? — Софико смотрела на Лию, словно от нее ждала ответа, но я опередил жену.
— Очень!
— Какие города вам нравятся?
— Киев.
— Еще!
— Прага.
— Здесь надо будет два слова сказать о Праге.
— Знаю.
— Потом я спрошу, какого вы мнения о развитии фантастики.
— Интерес к научной фантастике будет расти день ото дня.
— Это вы скажете во время передачи. Далее мы покажем отрывок из вашего фильма…
— Передача по цветному телевидению?
— Да.
— Тогда лучше показать «Пленник Сатурна».
— Лия, принеси, пожалуйста, фрукты! — Я не мог слышать ее голоса.
— Сейчас будем ужинать, — сказала Лия. У нее тоже все было предусмотрено программой.
— Не беспокойтесь, — сказала Софико.
— Я вас так не отпущу, — улыбнулась Лия. — Поужинаем по-домашнему.
В это время в кабинет вошел Мамука с толстой пачкой бумаги.
— Папа! — Он остановился в дверях. Его вежливость меня насторожила.
— В чем дело, сынок? — осведомился я как можно мягче.
— Знаешь, я написал книгу!
— О-о?! — В это восклицание я постарался вложить удивление, восторг и поощрение. На этом я хотел закончить беседу с сыном, потому что не знал, что задумал коварный маленький Цезарь. Его вид не предвещал ничего хорошего.
— Пойди сюда, дорогой, — позвала его Лия, — покажи нам!
За меня она была спокойна и теперь пеклась о славе сына. Мамука подошел и протянул мне стопку бумаги. На каждый листок были наклеены страницы, вырванные из учебника истории.
Я похлопал сына по щеке, сдерживая желание отхлестать его, но нельзя! — сочтут за ревность и зависть к сопернику.
— Молодец, Мамука, молодец! — я вложил в это всю свою душевную боль и горький упрек.
— Хватит, Мамука, не мешай, видишь, папа работает, — Лия поспешила взять у меня из рук «сочинение» сына.
— Скоро мы и его по телевизору покажем, — пообещала Софико.
Я по-настоящему испугался: ведь были Дюма — отец и сын, Томас Манн и Клаус Манн? Я представил на телеэкране себя и Мамуку, как мы сидим рядышком и читаем по очереди отрывки из нового романа.
— Идем, идем, Мамука, — Лия обняла Мамуку и увела за собой.
— Славный у тебя сын, — заметила Софико.
— Да.
— Скажи мне, как ты живешь?
— Ты же видишь.
— Как мальчики?
— Какие мальчики?
— Твои друзья.