Дворец ветров
Шрифт:
– Он сказал, что вам понадобятся деньги и это поможет вам в пути. Кобылица резва и вынослива, даром что неказиста, – добавил незнакомец, подтягивая подпругу. – Она будет покрывать по многу миль в день, и ты можешь ехать на рысях по два-три часа кряду, потому что раньше она таскала гхари и не скоро выбивается из сил. Тебе лучше выбрать этот путь… – Он показал направление костлявым пальцем, а потом наклонился, чтобы нарисовать приблизительную карту местности на пыльной земле в пятне лунного света. – В общем, так. Моста через реку нет, а переправляться на главном пароме опасно, но вот здесь – южнее – ходит маленький паром, которым пользуются только крестьяне. Но даже после того, как переправишься через реку, не теряй бдительности. Хира Лал говорит, что рани вполне может преследовать тебя и за пределами Гулкота. Да хранят вас боги. Езжайте резво…
И когда Аш взял поводья, он хлопнул лошадь по крестцу, посылая ее вперед.
К счастью, Аш хорошо ориентировался на местности, а в прошлом часто выезжал в эти края на обычную и соколиную охоту с раджой, Лалджи или Кода Дадом. Иначе он бы наверняка не раз сбился с дороги до рассвета. Однако даже при лунном свете он сумел проследовать в сторону, указанную мужчиной, который ждал его в чинаровой роще у гробницы Лал Бега, и, когда в небе забрезжила заря, мальчик узнал скопление валунов на горном склоне, откуда однажды раджа при нем подстрелил леопарда, и понял, что он на верном пути.
Нервное возбуждение и драматические события минувшего дня изнурили Ситу, и она крепко спала, положив голову на плечо Ашу, привязанная к нему полосой ткани для тюрбана, чтобы не упасть с лошади. Когда она проснулась, разбуженная первыми солнечными лучами, далеко впереди, в конце узкой каменистой долины, между горами уже виднелась река, и Сита настояла на том, чтобы они спокойно позавтракали, перед тем как подъехать к переправе, ибо столь раннее появление столь взволнованных людей могло возбудить любопытство.
– А поскольку скоро начнутся расспросы насчет всех переправлявшихся здесь через реку, мы оденем тебя женщиной, сынок, – сказала Сита. Те, кто станет разыскивать нас, будут спрашивать про женщину и мальчика, идущих пешком, а не про двух женщин на лошади.
Нарядившись в одно из сари Ситы и нацепив на себя несколько дешевых медных украшений, Аш стал вполне похож на девочку, и Сита велела ему скромно наклонять голову и прикрывать лицо свободным концом сари, а все разговоры предоставить ей. Единственная трудность возникла с лошадью, отказывавшейся входить в щелястую плоскодонную лодку – единственное средство переправы через реку, и поначалу паромщик заломил непомерную цену за перевоз животного. Но хотя в пакете, переданном Хира Лалом, оказались деньги – пять рупий медными и серебряными монетами, – Сита не собиралась тратить их попусту, а тем более признаваться, что владеет таким богатством, и она торговалась с мужчиной до тех пор, пока вопрос не уладился к обоюдному удовлетворению, после чего лошадь ласковыми уговорами заманили в лодку.
– Теперь мы в безопасности, – прошептала Сита, глядя в сторону Гулкота с противоположного берега.
Но Аш помнил предостережения Кода Дада и незнакомца в чинаровой роще и понимал, что выиграл лишь первый бросок. Рани будет продолжать игру и пользоваться жульническими игральными костями. С этой мыслью мальчик направил лошадь на север, к суровой местности, где предгорья скоро запорошит снегом, а не на юг, в теплые края с тучными нивами, – в данных обстоятельствах беглецов станут искать именно там.
Ашу казалось, что прошло очень много времени – целая жизнь – с того дня, как они прибыли в Гулкот, уповая обрести там покой, свободу и безопасность. Но в Хава-Махале они нашли мало покоя и свободы – и никакой безопасности. А сейчас они снова бездомны, снова вынуждены спасаться бегством и искать какое-нибудь надежное тайное пристанище. Но где-то же должно быть место, где люди не жестоки, не бесчестны и не назойливы, где они смогут жить мирно, занимаясь своими делами и радуясь жизни. «Где никто не станет докучать нам и все оставят нас в покое», – в отчаянии подумал Аш.
Он спал меньше трех часов с момента, когда Каири рассказала ему о разговоре, подслушанном в саду рани. Ему было одиннадцать лет, и он изнемогал от усталости.
По мере их продвижения на север ночи становились все холоднее, и Сита стала кашлять значительно сильнее. Впрочем, возможно, Ашу просто так казалось, ведь теперь он постоянно находился с ней и потому обращал больше внимания на кашель. Памятуя о предостережении Хира Лала, он продал лошадь, едва лишь они удалились на значительное расстояние от границы Гулкота, ибо понимал, что они будут привлекать к себе меньше внимания, путешествуя пешком. Но он сразу же пожалел о своем поступке, так как Сите каждый шаг давался с трудом и порой они покрывали менее мили в день.
Аш только сейчас осознал, насколько мать ослабла, и это очень его тревожило. Однако им не всегда приходилось идти пешком: располагая деньгами, полученными от Хира Лала и вырученными от продажи лошади, они могли себе позволить путешествовать на тонге или телеге, запряженной волами. Но такие путешествия, вдобавок в обществе попутчиков, предоставляли идеальную возможность для расспросов и досужих разговоров. Благожелательный подробный допрос, учиненный им попутчиками за долгий день, проведенный в запряженной волами телеге, и вынужденное общение с пытливым возницей икки заставили их прийти к выводу, что безопаснее медленно идти на своих двоих.
В течение многих дней не наблюдалось никаких признаков погони, и Сита начала понемногу успокаиваться, а Аш стал склоняться к мысли, что они перехитрили рани и теперь могут вздохнуть свободно и начать строить планы на будущее. Само собой разумеется, они не могут скитаться вечно: кошелек у них не бездонный, и, кроме того, Сите нужен отдых, покой и крыша над головой – своя собственная постоянная крыша, а не новая каждую ночь и уж всяко не открытое небо, под которым они ночевали, когда не удавалось найти пристанища. Он должен найти работу и какое-нибудь жилье, и чем скорее, тем лучше, потому как теперь даже в полдень воздух оставался студеным и на горах дальше к северу лежал снег. Они уже достаточно удалились от Гулкота, чтобы чувствовать себя в безопасности, а рани наверняка поняла, что больше он не представляет для нее угрозы, ведь даже если он кому и расскажет все, что знает, – кто заинтересуется делами маленького уединенного княжества или поверит россказням малолетнего бродяжки?
Но Аш не только недооценивал агентов рани, но и не понимал истинной причины ее решимости уничтожить его. Ею двигал не столько страх перед раджой, сколько страх перед британскими властями.
В былые дни счастливой независимости Джану-рани вполне удовлетворилась бы сознанием, что мальчишка по имени Ашок бежал из княжества. Но прежние времена миновали, и ангрези обладали всей полнотой власти в стране, назначая и смещая правителей. Джану-рани по-прежнему намеревалась возвести на престол своего сына, а для этого должна была убрать с дороги его сводного брата. Тот факт, что она трижды предпринимала такие попытки и трижды потерпела неудачу, не слишком ее волновал: есть другие способы, и в конце концов она найдет верный. Но было крайне необходимо, чтобы никто, помимо самых преданных и надежных сообщников, ничего не знал о покушениях, и рани впала в ярость, когда обнаружила, что один из слуг Лалджи, нищий сопляк, введенный ювераджем во дворец – вероятно, в качестве соглядатая, – каким-то образом проведал о них. Нужно было позаботиться о том, чтобы он умер прежде, чем успеет сообщить обо всем радже, который, по несчастью, питал к мальчишке приязнь и мог бы даже поверить ему. Рани отдала необходимые приказы, но слишком поздно: Ашок со своей матерью скрылся в неведомом направлении. И теперь Джану-рани была не только разгневана, но и испугана.