Дворянство Том 1
Шрифт:
– Первый… хм… ну-у-у… Э…
– Я не спешу, - поощрительно, с легкой издевкой улыбнулся мастер.
– Тебе заплатили, - Елена больше спрашивала, чем утверждала.
– Уточни, - безжалостно потребовал Пантин. – Как можно оплатить заведомое самоубийство?
– Ну… скажем…
Ученица нахмурилась, склонила голову.
Думай как местная, строго приказала она себе. Думай как человек, убивший двух врагов собственными руками. Думай как бретер, чья жизнь посвящена Высокому Искусству.
– Тебя вынудили, - сказала она, поднимая голову и глядя прямо в серые пятна глаз наставника.
– Ага… - протянул
– Долг чести. Угроза семье. Любой мотив, который для тебя дороже жизни. Убей, умри сам и считай, что погашены обязательства. Или родные в безопасности.
– Да, - очень серьезно кивнул, соглашаясь, Пантин. – Так бывает на юге. Еще?
– Ненависть, - Елена стиснула на мгновение зубы до хруста в челюстях. – Месть. Желание убить того, кто заведомо сильнее тебя. Настолько сильное, что ради него можно принести в жертву самого себя.
– А в чем разница?
– В первом случае тебя заставляют. Во втором это личный выбор.
– Согласен, - снова качнул подбородком Пантин. – Что ж, я доволен. На самом деле сейчас ты получила наглядный урок, который пребудет с тобой до конца жизни. А в чем его смысл, это я предоставлю тебе решить самой.
Все-таки в некоторых моментах Пантин удивительно походил на Чертежника. Мастер же тем временем сделал несколько шагов, отдающихся звучным эхом под сводами тренировочного зала.
– Фигуэредо учил тебя хорошо, - сказал Пантин с легкой задумчивостью, будто и не обращался к женщине, а скорее рассуждал вслух. – Однако не так хорошо, как мог бы. Высшая сила ему судья, мы же будем благодарны покойнику за его старание и науку.
Судя по редким обмолвкам, Пантин знал Фигуэредо лично, уважал мастерство фехтмейстера, но был настроен весьма критически к школе в целом и педагогическим приемам персонально мастера. Елена молча наклонила голову, согласившись с необычной эпитафией. Про себя же подумала: интересно, в какого бога (или богов) верит человек, проживший пять веков, а то и больше? И верит ли вообще…
– К сожалению, он был слишком привержен традиционному оружию и приемам. Я научу тебя лучше. Увы, отчасти придется переучивать, а оно всегда сложнее. Но, думаю, мы справимся. Начнем с гвардий. Напомни мне, что это?
– Гвардия в простом значении суть положение бойца, готового исполнить удар или парирование, - сразу и заученно вымолвила ученица. – Гвардия в полном значении суть положение бойца в любое мгновение времени, пока длится поединок.
– Сколько гвардий ты знаешь?
– Мастер Фигуэредо научил меня семи. Еще пять он показал, но без практики. Чертеж… Фигуэредо считал, что для настоящего боя они лишние.
– Итого двенадцать, - подытожил Пантин. – Что ж, этого действительно хватит для бретера. Но мы стремимся к подлинному, рафинированному искусству. Поэтому тебе предстоит освоить двадцать одну гвардию.
Елена обозначила поклон, как бы вынося благодарность авансом.
– Теперь возьми оружие правильно.
Мастер не уточнял, что имеется в виду, надо полагать, это был тест на сообразительность. Елена решила, что если меч похож на шпагу, его следует держать как шпагу. И перекинула указательный палец через передний «ус» гарды.
– Два пальца, - поправил мастер.
Елена молча исполнила, прибавив средний палец к указательному, и неожиданно такая манера
– А сейчас покажи мне первую гвардию.
– Hir rat gynffon, - Елена позволила себе легкую, едва заметную улыбку, в которой, однако, читалась уверенность. Фехтовальщица приняла нужное положение, острие меча сверкнуло, будучи направленным в переносицу мастера. Женщина перевела со старого стиля. – «Длинный крысиный хвост».
– Неплохо, - согласился фехтмейстер. – Но это положение больше подходит для боевого ножа. Мой клинок следует держать чуть по-иному.
Пантин зашел с правого бока ученицы, критически обозрел ее сверху вниз. Елена замерла в статике, скосив глаза в сторону фехтмейстера.
– Кисть вот так, - поправил мастер, самолично двигая рукой ученицы, как у марионетки. – Чуть левее. И ниже. Это будет правильным, укол пойдет по более короткой линии. А теперь…
* * *
В сарай Елена заползла едва ли не на четвереньках, держась за стенку. Занятия Пантина традиционно выматывали до полного изнеможения, но сегодня мера усталости превзошла все ожидания. Мышцы болели, казались отекшими и каменными одновременно, так что не помогала никакая заминка. Елена выполняла типичные, давно заученные, тысячи раз повторенные движения, но теперь, под руководством Пантина, чуть по-иному, самую малость, но по-другому. И это оказалось многократно сложнее и тяжелее, чем учить с нуля. Новый стиль требовал постоянного самоконтроля, чтобы не сбиться на привычную технику, а привыкшие к определенным движениям и траекториям члены отзывались на смену режима болезненным протестом. В общем, Елена мечтала лишь о том, чтобы добраться до кровати, глотнуть подогретой воды из чашки, а затем упасть на желтую от частых стирок простыню и далее сразу в сон. Не раздеваясь. Не умываясь. Все это подождет до завтра. А сейчас просто лечь, закрыть глаза, пока суставы не развинтились окончательно, как у сломанной куклы.
Закрыть глаза…
Женщина выругалась, понимая, что случилась беда, пока не очевидной тяжести, но явственная. Больно уж мрачно посмотрел Грималь, нагруженный одеялами, больно уж скверно закашлялся через тонкую стену Артиго. И Кимуц был совершенно трезв, помешивая ложечкой варево, что готовилось в котелке на разогретой печи. Судя по запаху – молоко с медом и каплей какого-то алкоголя.
Ненавижу вас всех, привычно уже подумала Елена, осознав, что сон откладывается на неопределенный срок. Ненавижу… А теперь поглядим, что с барчуком.
Как и следовало ожидать, диагноз был поставлен быстро – «poeth bronnau», то есть, в буквальном переводе, «жаркая грудь». Увы, Елена и дома то не знала разницу между пневмонией, воспалением легких или, скажем, бронхитом. А местная «вульгарная» медицина таких различий тем более не ведала. Высокая температура, воспаленное горло и так далее. Может быть, сквозняк шею и бронхи продул, может энтеровирус, а может и грипп с осложнениями. Хотя последнее вряд ли, Елена помнила, что вроде бы от гриппа воспаляются и опухают лимфоузлы на шее, но тут все было в порядке. И кровью Артиго не кашлял, а лекарка еще по Пустошам запомнила, что это дурной признак, после которого можно собирать погребальный костер.