Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Коллектив авторов

После смерти бездетного воеводы Шахматовы судебным порядком добились возвращения им двора вместе с постройками ^{388} . Казаринов сначала снимал эту усадьбу у Шахматовых, а затем приобрел ее [71] , но постройки воеводского двора дважды сгорали в пожарах 1754 и 1757 годов.

Жалованье Казаринову было положено 1200 рублей в год, что «по тамошнему изобильному во всяком плодородии […] месту» считалось достаточным для безбедной жизни. Будучи саратовским воеводой, И.А. Казаринов купил в Московском уезде вотчины с крестьянами, «за которые дал 4700 рублев».

71

Доноситель Свинухин жаловался, что воевода около своего дома проезжую улицу перегородил тесовым забором, что опасно «при пожарном случае». Возможно, он имел в виду наказ воеводам «передния и задния улицы оставлять просторные, а именно по 6 сажен».

Кроме

воеводства на Казаринова были возложены обязанности главного командира Соляного комиссариатства (при нем же переименованного в контору). В ведении конторы находилась добыча на озере Эльтон соли, доставка ее в Дмитриевск (Камышин) и Саратов, хранение в особых «магазинах» и дальнейшая отправка в российские города. В распоряжении командира находились целый штат чиновников и воинская команда. Он должен был заботиться об обеспечении промысла рабочей силой, о доставке соли силами украинцев-чумаков в Дмитриевск и Саратов. Солевозчики работали по договору с конторой. На поставку соли в города и губернии России конторой заключались подряды с купцами, дворянами и крестьянами, владевшими водным и гужевым транспортом. Были в распоряжении конторы и казенные суда. Монопольная добыча и продажа эльтонской соли была прибыльным предприятием с оборотом в сотни тысяч рублей. Многие жители Саратова были задействованы в этом предприятии (городская беднота шла в «ломщики» соли, обеспеченные горожане брали подряды на вывоз соли). На другой стороне Волги украинцы-чумаки образовали Покровскую слободу.

По административным и судебным делам, а также по вопросам городского благоустройства воевода взаимодействовал с городским магистратом, который возглавлял тогда купец Карп Москвитин. При воеводской канцелярии содержались колодники, воевода вершил суд по уголовным делам.

И.А. Казаринову приходилось немало заниматься вопросами городской планировки и строительства. Сенатский указ предписывал ему расширять улицы и оставлять свободное пространство вокруг казенных построек ^{389} . Разрешение воеводы требовалось на строительство нового жилья и перестройку старого. Он распределял «дворовые места» в городе. Саратов был растущим городом; строительство жилья велось уже за городским валом, за Царицынскими и Московскими воротами, «в степи». И.А. Казаринов принял решение об уничтожении обветшавших городских укреплений: в 1753 году он приказал городским жителям ров заваливать «назьмом». Со стороны Глебучева оврага в районе Воздвиженской улицы вместо вала «сделал ровное место площадью» [72] . В соответствии с предписанием Наказа воеводам 1728 года ^{390} Казаринов вывел мясной ряд из центра города («саженях в ста от Волги реки») за Московские ворота «близ кузнечного ряду», что вызвало недовольство некоторых жителей. В 1754 году воевода хлопотал перед Сенатом о строительстве каменного здания для размещения Соляной конторы и воеводской канцелярии. Хотя в конце 1740-х — начале 1750-х годов в городе были предприняты некоторые меры по обеспечению пожарной безопасности, именно на воеводство Казаринова выпали два крупнейших пожара — 1754 и 1757 годов. После опустошительного пожара 1757 года Казаринов приказал раздать по заготовительной цене обывателям весь имеющийся лес, предназначенный для строительства казенных соляных магазинов. Это было необходимо не только для того, чтобы саратовские жители получили крышу над головой, но и для того, чтобы обыватели «к будущей зиме приезжему за солью народу пристанище изготовили». Из Средств Соляной конторы пострадавшим жителям выдавались ссуды на строительство по 5–10 рублей за круговой порукой ^{391} .

72

В этих действиях жаловавшийся на воеводу Свинухин усмотрел прямое нарушение Наказа воеводам: «…Надлежит смотреть, чтобы в городе по валу и около всего города и острога и рвом никакие люди не ходили, и осыпи и рву не обивали, и навозу и всякого сора в городе у стен и у ворот и во рвы […] никто не метал» (ПСЗ. Собр. 1-е. Т. 8. № 5333).

Сам воевода Казаринов жил в Саратове, как говорится, на широкую ногу. На принадлежащей городу земле он завел два хутора. Один находился по Московской дороге в семи верстах от города, где воевода имел яблоневый сад; другой был расположен в двух верстах от города по Царицынской дороге при Дресвянских озерах (на месте современного городского парка). На хуторах, по обыкновению богатых саратовцев, имелось множество скота и лошадей для продажи. Один из волжских заливных островов воевода определил под свои сенные покосы. Сено шло не только собственному скоту, но и на продажу: «1000 копен волоковых по 90 рублев». В своем хозяйстве Казаринов использовал труд служилых людей — казаков и даже дворян, служивших «при делах в калмыцкой орде». Разъезжал Казаринов по городу в коляске с казачком, специально одетым в «гайдуцкое платье, при сабле». Зимой воевода носил «на лисьем меху немецкую шубу», крытую сукном оливкового цвета и обложенную золотым позументом, были у него «сапоги красные турецкие, подбитые бурметем дикого цвету».

Наконец, документы характеризуют обхождение Казаринова с подвластным населением и подрядчиками. По словам доносителей, действовал воевода методами запугивания и вымогательства. Побои, наказания плетьми, «скверно-матерная брань» в адрес «саратовских

граждан, живущих в городе, а особливо в округе, в хуторах, привели в великую робость и страх». Отдаленность Саратова от «вышних правительств» создавала атмосферу безысходности и безнаказанности. Лихоимство воеводы, судя по доношениям, не имело пределов. Он брал взятки осетрами, сукном, лошадьми, сеном и, конечно, деньгами: «До взяток жаден, чтоб ни одна копейка его рук миновать не могла». Деньги брал с просителей наедине, без свидетелей. Особенно большие злоупотребления допускались при заключении подрядов на перевозку соли. Зависимых от него людей Казаринов употреблял «в партикулярные услуги» «яко невольников, паче крепостных людей». Нарисованная в жалобах картина весьма правдоподобна в своей обыденности, но за ее полную объективность, конечно, поручиться нельзя: доносители могли сгущать краски.

После слушания доношений в Сенате в Саратов была послана комиссия коллежского асессора Т. Хотяинцева, которая и расследовала на месте факты, изложенные в жалобах. При этом жалобщик купец Свинухин допустил ряд оплошностей: в своем доношений он свидетельствовал за других, «глас о себе имеющих», что было запрещено законом. В ходе следствия Свинухин неудачно обвинил Казаринова в непочтительных действиях против императрицы, а затем заявил, что «якобы он Хотяинцев имеет с полковником Казариновым […] согласие и частые компании». Действительно, Казаринову заранее оказалось известно содержание сенатского указа о комиссии, и он провел предварительную работу с возможными свидетелями. Все они — саратовские жители и «хохлы-атаманы» — отказались подтвердить жалобы. Донос Свинухина был признан «затейным» и ложным. Доносчиков приговорили высечь кнутом, а купца Свинухина после наказания сослать на жительство в Оренбург.

Как видим, решение по делу полковника Казаринова оказалось не в пользу саратовских жителей. Городское общество не смогло консолидироваться перед лицом представителя государственной власти. Казаринов оставался в своей должности до 1757 года. О том, насколько справедливым оказался суд, мы могли бы сказать, зная доподлинно, что увезли коллежский асессор Тимофей Хотяинцев и четыре его помощника из Саратова в Москву на девяти (!) потребованных ими подводах. Впрочем, коррумпированность служителей Соляной конторы не вызывала сомнений у правительства. Один из ее управителей — Волков — позже был предан военному суду вместе со своей командой^{392}. Должности воеводы и командира Соляной конторы были разделены.

В доношений Свинухина упоминается сын воеводы подпоручик Дмитрий Казаринов, шестнадцати лет от роду, определенный отцом в комиссары «к приему и раздаче за поставочную соль денежной казны». В 1764 году, будучи в звании секунд-майора, Д.И. Казаринов подал жалобу о взяточничестве командира Низовой соляной конторы Волкова^{393}. Весьма вероятно, что Д.И. Казаринов был отцом Сергея Дмитриевича Казаринова, поступившего на службу в 1778 году. Это старший из Казариновых, упомянутый в деле о потомственном дворянском достоинстве рода Казариновых, заведенном в связи с перенесением их рода из I во II часть «Дворянской родословной книги Саратовской губернии»^{394}.

«Учинить вновь чертеж… всему строению… без излишества»: воеводские дома в Саратове середины XVIII века

История упомянутой выше городской усадьбы Шахматовых-Беклемишевых — Казариновых свидетельствует о том, что воеводский дом в Саратове стал собственностью дворянских семей, укоренившихся в городе. «Владенная выпись» 1749 года подробно характеризует постройки беклемишевского двора:

Ворота створные сосновые фигурные, столбы дубовые с калиткою, по обе стороны заборы сосновые крашеные красною краскою; четыре горницы жилые бревенные, пятая кладовая; в передней горнице, также и в спальной, печи муравленые, в сенях один чулан с нужником, чрез сени в горнице печь муравленая, в задней горнице печь кирпишная, в задних сенях с чуланом нужник же; на них чердаки двойные крыты лубями и тесом, кругом их балясы крашеные и притом наверху нужник; и крашены те хоромы красною краскою; мерою в длину одиннадцать сажен, поперек пять сажен два аршина с половиною.

Как видим, дом имел двое сеней с чуланами и нужниками, две парадные комнаты с муравлеными (изразцовыми) печами, одну заднюю горницу с кирпичной печью да кладовую; «двойные чердаки», по-видимому, были летними жилыми помещениями, поскольку в них не было печей, но при них был нужник; «балясы крашеные» составляли что-то вроде гульбища вокруг чердака; дом, скорее всего, стоял посреди двора.

Приворотие три избы сосновые бревенные с сеньми крыты лубями и драньем в них три печи кирпишные; баня с предбанником бревенная мерою длины три сажени один аршин две четверти, поперек две сажени, покрыта лубями и драньем, в ней печь кирпишная; кухня брусяная мерою длины три сажени два аршина, в ней печь и очаг кирпишные, покрыта лубями и драньем, промеж кухни калитка сосновая на петлях.

Пять анбаров под одной линией, брусчатые, покрыты лубями и драньем мерою длины четырнацат саженей, поперек три сажени один аршин: под ними два погреба ледяные дубовые бревенные, да два же погреба кладовые дубовые ж бревенные, и в них вкладено три окошка кирпичом.

Конюшня с сенницею брусяные покрыты лубями и драньем мерою в длину четыре сажени два аршина две четверти, в ней одиннацать стоилов, один отдел перед конюшною на перилах, два чулана; сарай тесовой ворота створные сосновые столбы дубовые, в который ставютца коляски, мерою в длину семь саженей, поперек шесть сажен, покрыты лубьями и драньем^{395}.