Двойная бездна
Шрифт:
Он чуть не наступил ногой на маленький камешек, необычный своей формой. В первый миг ему показалось, что это очищенное ядро грецкого ореха, но, подняв и внимательнее рассмотрев, увидел, что это просто розовый камень, изборожденный симметричными извилинами. Одна из них, самая глубокая, делила камень на две равные части.
— Интересно, — сказал он вслух. — Что же это такое? Минерал? Окаменелость? Надо покопаться в справочниках.
— Я тебе покопаюсь, — услышал он тоненький голос, исходящий из камня, как голос Буратино из полена. — Сколько
Юра чуть не выронил камешек и вдруг Все вспомнил… Всю свою жизнь до того дня, когда на машине «Скорой помощи» его привезли в больницу и уложили на операционный стол.
Он крепко зажал камень в ладошке и спросил:
— Пинаться будешь, Ванюшка?
— В зависимости от контекста, — сказал Философский Камень, щекоча ложноножками ладонь. — Разожми руку, вундеркинд задрипанный!
Юра разжал пальцы, и Ван Чхидра Асим, проскользнув амебой по руке, мягко спланировал на берег, распустив псевдокрылья. Оправившись от недолгого полета, он приобрел Торжественную форму и изрек менторским тоном:
— Ну вот и все, Юрий Петрович Оленев. Все. Договор исполнен. Пришла полнота времени. Ныне отпускаю.
— Как? — не понял Юра. — Разве я нашел твою потерю?
— То ли да, то ли нет, — вздохнул Ванюшка. — Должно быть, опять тупиковый ход. Но я рассчитал правильно. Ты и твои близкие сделали все, чтобы найти моего братика. Один вопрос: мой ли это брат? Но это уже мои личные проблемы. Придется искать заново… Но как похож! Близнец, да и только!
— Где же он? — недоуменно спросил Оленев. — Откуда он взялся? Я его не находил. Может быть, его нашла дочь? Жена? Отец? Кто?
— Все вы, — сказал Ванюшка. — Неужели не понятно? Все были Искателями, все, как собаки, рыскали всюду, а ты шел впереди, обнюхивал все следы подряд, пробовал на вкус, вспугивал дичь, замирал в стойке, раздувал ноздри, шевелил ушами, вытягивал хвост, сучил лапами, распахивал глаза и выращивал, выращивал моего братца… И тут пришел час икс, все параллельные линии, которыми вы шли, сошлись в одной точке, кулинарное искусство дочки, пряности жены, диагноз тещи, мел в руках отца и так далее, без конца. Известняк!
Ванюшка раздался вширь и ввысь, очеловечился и превратился в того самого дедушку, что жил у Чумакова: строгий черный костюм, белая манишка, хмурый взгляд из-под седых косматых бровей. В раскрытой ладони он держал бугристый, белесоватый с розовым оттенком камешек — маленькую копию обнаженного человеческого мозга.
— Это он, — печально сказал Ван Чхидра Асим. — Он самый. Камень, извлеченный из твоего желчного пузыря — редчайшая разновидность подобных камней. Известковый. Я искал тайну сотворения Вселенной, но нашел лишь одну из тайн сотворения жизни на Земле. Это он не давал тебе покоя, рос, как младенец в утробе, и мой брат Чумаков извлек его на свет…
— Странно, — перебил Юра, — даже глупо. Перелопачивать пространство, завихрять время, обладать способностями делать все из всего, сводить с ума стольких людей, походя совершить переворот в медицине и…
— И курам тоже. И тебе — петуху. Я же говорил, что жемчужные зерна могут встретиться в навозной куче с некоторой долей вероятности, пусть и ничтожно малой.
— Разве что в басне или в сказке… Нет, сплошная чушь.
— Твоя дочка искала и в сказках. Ничто не случайно, Юрик. Все века своей квазижизни я искал истину, каждый раз находил ее и тут же терял, ибо смысл ее заключается в том, чтобы никогда не попадать в руки. Этот камень обладает невероятными свойствами, он почти что Философский, и его может создать только человек ценой своей собственной крови, а то и жизни. Впрочем, ты будешь жить. Договор я расторгаю, и перед тобой две возможности, две ветви времени: остаться тринадцатилетним пацаном, пройти мимо меня и прожить свою жизнь иначе, или проснуться в больнице после операции, запомнив почти все, что было с тобой в этой жизни, но утратив память обо мне и бесчисленные знания, приобретенные тобой за двадцать лет с моей помощью.
— Две? Но почему ты лишаешь меня знаний? Разве я их не заработал?
— Ты нарушил Договор. Я предупреждал тебя, но, по-видимому, причинно-следственный механизм развернул свои шестеренки именно в ту сторону, какую ты выбрал сам. Ты влюбился. Ты обнажил свои знания. Этого достаточно.
— А Териак? Ребионит? Это тоже будет забыто?
— Ищи его сам. Ты человек, тебе и решать человеческие судьбы. Тебе и другим людям. Кончится твоя зазеркальная жизнь, но ты и твои близкие забудут все те пути, по которым блуждали в поисках истины.
— Дочка? Отец? Жена? Это останется?
— Не знаю, — покачал головой Ван Чхидра Асим. — Этого я не знаю. Время слишком ветвисто, эту жену я выбрал для тебя сам, а твое дело искать. Человек, который не ищет, мертв. Человек, который не сомневается в истинности выбранного пути, — лишь полчеловека, человек, не умеющий страдать и любить, — не человек, а компьютер. Выбирай, Юрик.
И тут камешек в его руке шевельнулся, подпрыгнул на ладони и, на глазах меняя форму и размеры, превратился в близнеца Ван Чхидры Асима. Они стояли рядом, в своих черных костюмах, как зеркальные отражения, и испытующе смотрели на малолетнего вундеркинда, который растерянно молчал, думал и выбирал.
Две ветки времени. Два пути, ведущие к разным судьбам, и каждый из них ветвился и множился на тысячи других, как тропы, проложенные в степи. Тысячи непрожитых жизней, миллионы вариантов.
— Выбирай, — сказали старики. — Выбирай, мальчик, а нам пора…
Они взялись за руки, потом обнялись и слились в одно целое, а потом, на лету приобретая Вездесущую форму, исчезли, растворились, испарились, и тут же накатила ночь, налетел легкий южный ветер, застрекотали кузнечики, звездное небо распахнулось над головой, пришла полночь, а от нее вел только один извечный путь — к рассвету.