Двойное искушение
Шрифт:
Ложь. Когда он флиртовал с ней, это кое-что значило.
– А почему тогда он не флиртует со мной? – обиженно спросила Патриция, готовая снова разреветься.
Больше всего Селесте хотелось бы оказаться сейчас подальше от оранжереи, но ей пришлось подвести Патрицию к дивану и усадить на него.
– Знаю почему, – всхлипнула Патриция. – Я большая… длинная… неуклюжая.
Селеста вынула из старинного комода, стоявшего неподалеку, шерстяное одеяло и подошла с ним к Патриции.
– Дылда… танцевать не умею…
Селеста присела
– Не умею говорить об умных вещах… застенчивая… пятна на лице… уродина.
– Дышите глубже, – сказала Селеста. Патриция втянула в себя воздух и продолжала на выдохе:
– Папа купил для меня самого красивого жениха во всей Англии, и сама я ужасно, отчаянно люблю Эллери, но я ему… не интересна. – Последние ее слова снова утонули в рыданиях.
Селеста вложила в руку Патриции свой носовой златок и бодро сказала:
– Уверена, что это неправда.
– Вы прекрасно знаете, что это правда, – ответила Патриция, вытирая платком слезы с глаз. – Посмотрите на меня. Переросток. Руки, ноги – ужас! Эллери, наверное, боится, что я могу его прибить.
– Прибить его, конечно, можно, но лучше для этого иметь винтовку, – попыталась улыбнуться Селеста.
– Да, кстати о винтовке. Вот вы можете стрелять, и никто не скажет, что это не женское занятие. А когда я завожу разговор о греческих статуях, все только морщатся и смотрят на меня как на сумасшедшую. Почему так получается? – И Патриция впервые подняла глаза на Селесту.
– Потому что каждый мужчина – это большой ребенок, и ему приятно, что есть женщина, которая в случае необходимости возьмет в руки винтовку и защитит его, – улыбнулась Селеста. – Но вот чего они терпеть не могут, так это женщин, которые умнее их самих.
– Да? – Теперь и Патриция нашла в себе сил, чтобы улыбнуться. – А я-то всегда хотела показать свою ученость. Боялась выглядеть глупой. Решено, отныне никогда и ни с кем не буду говорить о статуях, да еще на греческом языке.
– Отчего же? Со мной можете поговорить. Правда, боюсь, мой греческий не слишком хорош, да и в скульптуре я плохо разбираюсь, ведь я училась вместе с прислу… – Селеста резко оборвала себя на полуслове. Она только что едва не проговорилась, а ведь ей нужно скрывать свое прошлое. До сих пор ей это удавалось. – Боюсь, что я не получила такого блестящего образования, как вы.
– Ну и замечательно! – В глазах Патриции появились живые огоньки. – Я думаю, мы с вами подружимся. Станем друг другу как сестры.
Селеста невольно отпрянула назад. Патриция сделала круглые глаза и испуганно прикрыла рот ладонью.
– Простите. Это ужасно нетактично с моей стороны. Просто вчера вечером я видела, как на вас смотрит Трокмортон, и подумала, что вы ему… очень нравитесь.
«Видела бы она, как Трокмортон смотрел на меня сегодня утром, – подумала Селеста. – Исподлобья, хмуро, и ручкой все время тук-тук-тук…»
– Мне нужно идти…
– Подождите!
В голосе Патриции было столько отчаяния, что Селеста не могла не задержаться.
Патриция сидела, опустив голову, и терзала в пальцах носовой платок. За окнами сеял дождь, а внутри оранжереи повисла звонкая тишина.
Селеста мысленно молила бога поскорее дать ей свободу.
Тут Патриция заговорила – быстро, словно боясь, что ее оборвут на полуслове:
– Пожалуйста, скажите. Вот вами все восхищаются. И Эллери вами восхищается. Научите, как мне вернуть его?
Будь рядом отец, он сказал бы, что Селеста получила сейчас по заслугам. Она посмотрела в заплаканные, покрасневшие глаза Патриции и ответила, запинаясь:
– Я… не знаю…
– Нет! Знаете, знаете! – перебила Патриция, хватая Селесту за руку. – Вы жили в Париже, вы все знаете. Вас все либо обожают, либо ненавидят, как эта змеюка леди Нэпир. Что мне сделать, чтобы стать похожей на вас?
– Ну-у… вам нужно казаться счастливой.
– Казаться счастливой, – повторила Патриция, взяла с дивана свою сумочку и принялась рыться в ней.
– Что вы делаете? – спросила Селеста.
– Ищу свою записную книжку. Запишу туда все, что вы…
– Не ищите, – невольно улыбнулась Селеста. – все. что я вам скажу, очень просто запомнить. Итак, кажитесь счастливой. Улыбайтесь.
– Но мне не хочется…
– Все равно улыбайтесь.
Патриция через силу улыбнулась, растянув губы в полоску.
– Правильно. Помните, что фальшивая улыбка лучше неподдельной угрюмости. Если вы будете улыбаться, все подумают, что у вас все хорошо, и потянутся к вам. Рядом со счастливым человеком каждый чувствует и себя счастливее.
– Но это же лицемерие.
– А разве наше общество не лицемерно насквозь?
Патриция рассмеялась – впервые с тех пор, как Селеста вошла в оранжерею.
– Это и есть ваш секрет?
– Подумайте сами. Разве я делаю еще что-нибудь, чтобы стать привлекательной?
– Вы и без этого привлекательны, – вздохнула Патриция, и улыбка покинула ее лицо.
– Вы тоже. – Селеста снова сделала попытку подняться с дивана. – А теперь возвращайтесь к гостям…
– Погодите. – Патриция снова схватила Селесту за руку и усадила на диван. – Есть еще одна вещь, о которой я хотела спросить. Как мне заставить его обратить на себя внимание уже сегодня?
Детали. Патриции нужны детали, подробности. Очень хорошо.
– Улыбнитесь ему и отвернитесь в сторону. Следите за ним только краем глаза. Двигайтесь плавно, уверенно. Уйдите, и пусть он сам ищет вас. Проходя мимо, словно невзначай, заденьте его грудью.
– Это потрясающе, – едва не задохнулась Патриция. – Это просто… гениально.
Селеста невольно смягчилась.
– Если вы хотите привлечь внимание такого мужчины, как Эллери, – перехитрите его. Граф де Росселин говорил, что любая женщина способна увлечь любого мужчину, если только будет знать, когда и как его раздразнить.