Двойной капкан
Шрифт:
— Нифонтов. Доложите, что я прибуду через двадцать восемь минут… Разумеется, разбудить!
Он отключил связь и молча пошел к выходу. С порога обернулся:
— Там, в холодильнике, бутылка смирновской. Тебе не помешает. И мне граммульку оставь.
Генерал-лейтенант Нифонтов вернулся в управление в половине пятого утра, когда за окнами ярко зеленели в первых лучах солнца нежные листья кленов и лип, шоркали метлы дворников и оглушительно чирикали воробьи. Полковника Голубкова он застал полулежащим на куцем диванчике в комнате отдыха. В руке его дымилась сигарета, а на столе стояла полегчавшая на треть
— А теперь излагай! — приказал он.
— Что? — не понял Голубков.
— Ход твоих рассуждений, «пик-пик-пик»! То, что обязан был сказать раньше!
Почему ты считал, что он примет персональное и ответственное решение?
— Извини, Александр Николаевич, не успел, — не очень искренне покаялся Голубков.
— Ты так быстро уехал. Да и рассказывать, собственно, особенно не о чем. Я просто представил себя на его месте. Сказать «да» или «нет» опасно. Проще всего, как ты выразился, замотать дело. Но! Представим на секундочку, что в кулуарах какого-нибудь саммита госсекретарь США миссис Олбрайт, в принципе благословившая каирскую встречу, поинтересуется у нашего министра иностранных дел, почему Россия отклонила предложение об участии в совместной акции, которая могла бы ослабить напряженность в кавказском регионе. Министр, ясное дело, не скажет, что он ничего не знал. Конечно, не скажет. Найдет способ дипломатично уйти от ответа. На то он и дипломат. Но в Москве он этот вопрос задаст уже сам. Кого возьмут за жопу? УПСМ. Но мы сделали все, что обязаны были сделать. Более того, ты известил обо всем куратора, явившись к нему в половине четвертого утра.
Значит, что? Значит, после этого возьмут за жопу меня. То есть его. И чем это кончится? Неизвестно. А как любит один наш общий знакомый по имени Сергей Пастухов цитировать надпись на полях старинной русской лоции: «Там, где неизвестность, предполагай ужасы». Не томи, Александр Николаевич. Принял он решение?
— Да, принял. И ему даже не понадобилось думать до утра.
— Какое?
Нифонтов разверстал по стаканам остатки смирновской, выпил сам, подождал, пока выпьет Голубков, и лишь после этого ответил:
— Ни в жизнь не угадаешь. Сказал он примерно следующее: "Мне странно, генерал, слышать от вас вопрос, намерены ли мы участвовать в совместной акции, которая обсуждалась в Каире. Россия выступает за тесное международное сотрудничество во всех областях без исключения, если, разумеется, это сотрудничество не наносит ущерба национальным интересам Российской Федерации. Второе. Вы, генерал, занимаете достаточно высокое положение и сами обязаны решать специфические проблемы вашей деятельности, в том числе и вопрос о целесообразности российского участия в этой акции. Не напоминаю, что право принимать самостоятельные решения накладывает на вас самую полную меру ответственности. Если в процессе работы возникнут проблемы, выходящие за рамки вашей компетенции, я готов принять вас в любое время, даже в половине четвертого утра. А засим, генерал, не пошли бы вы на «пик»?
— Так и сказал?! — ахнул Голубков, в характере которого странным образом уживались профессиональная сдержанность и почти ^детское простодушие.
— Нет, конечно.
Нифонтов помолчал и заключил:
— Что ж, Константин Дмитриевич, ты оказался прав. Он дал ответ. В переводе с кремлевского канцелярского на обычный канцелярский он означает: под вашу ответственность. Не лучший вариант, но и не худший.
— Почему же не лучший? — возразил Голубков. — В сущности, он дал нам карт-бланш.
— Значит, начинаем?
— А мы уже начали, — уточнил Голубков. — Продолжаем. Ну что, даем шифровку о нашем согласии?
Нифонтов немного помолчал и решительно кивнул.
— Давай!.. О кодовом названии не думал? — спросил он. — Операция «Пилигрим» — узко. И слишком информативно. Этот Блюмберг прав: утечка никогда не исключена. И сейчас нам действительно лучше исходить из того, что она возможна. Название должно быть совершенно нейтральным. Есть какие-нибудь соображения?
— Мы обсуждали это в Каире. Для связи условились: Блюмберг — Доктор, Коллинз из ЦРУ — Джеф, сэр Роберт — Лорд, моссадовец — Сол. Потому как Соломон Бен-Ари. А я — Турист. Всю операцию Блюмберг предложил назвать «Капкан». Не ахти что, но по сути точно.
— Пусть будет «Капкан», — согласился Нифонтов. — Главное, чтобы в этот капкан не попали мы сами.
— Что тут происходило, пока меня не было? — спросил Голубков.
— Много чего. Пилигрим встретился с Пастуховым и его ребятами. Через три дня они выезжают на турбазу «Лапландия». А поскольку там в гостинице холодрыга, будут жить в поселке Полярные Зори. Как раз там, где Северная АЭС.
Нифонтов прошел в кабинет, достал из сейфа тонкую папку и, вернувшись в комнату отдыха, протянул ее Голубкову:
— Расшифровка разговора Пилигрима с ребятами. Потом посмотришь.
— По убийству корреспондента К. есть новости?
— Практически никаких. Свидетелей нет, никто ничего не слышал. Пуля — девять миллиметров. Пилигрим в ту ночь был дома, «наружка» глаз с него не спускала.
— Сообщник? — предположил Голубков.
— Ничего не понятно. Сообщник? Вряд ли. Пилигрим — шакал. Ты это сам сказал. А такие работают в одиночку. И «наружка» засекла бы контакт с сообщником.
— Тебя что-то еще тревожит? — предположил Голубков, хорошо изучивший характер своего начальника.
— Да, — подтвердил Нифонтов. — Во всем этом деле есть какое-то подводное течение, я его нутром чую. Какое? Не понимаю. Ты просил узнать, у кого из КГБ на связи был Пилигрим.
— Узнали?
— Да. Майор Агишев. Но поговорить тебе с ним не удастся. Когда начали разгонять КГБ, его выставили на пенсию, а в декабре 93-го он исчез.
— Как исчез?
— Бесследно. Выехал во Владимир к родственникам. До Владимира не доехал, в Москву не вернулся. Труп не обнаружен.
— Он был единственным человеком, который знал Пилигрима в лицо, — напомнил Голубков. — В его новом обличье — после пластической операции. Тебя это не наводит на размышления?
— Как и тебя. Но Пилигрим исключен. В это время он лежал в Боткинской с переломом колена.
— Ну, мы знаем, как он умеет ломать ноги.
— В тот раз все так и было. Проверили. Почти месяц он был на растяжке.
— В декабре 93-го был сожжен Центр пластической хирургии под Таллином и убит профессор, который делал Пилигриму операцию. В декабре 93-го исчез майор Агишев.
Что еще было в декабре 93-го?
— Да ничего не было. Турки ремонтировали раздолбанный Белый дом, а Ельцин разбирался с бывшим Верховным Советом.