Двойной удар Слепого
Шрифт:
– Хорошо, – вздохнул Салман.
– А где сейчас Аль-Рашид?
Салман нервно дернулся в своем кресле. Вопрос полковника прозвучал для него как гром среди ясного неба.
– Откуда мне знать?
– Ты должен знать все. Это твоя работа.
– Через полчаса я уточню и доложу.
– Ладно, если не можешь ответить сейчас же, через полчаса уже не имеет значения. И еще поручи сотрудникам навести справки о норвежцах, которые занимаются подписанием нефтяного контракта. Там у них постоянно меняются люди. Как бы они не передумали с Валентином Батулиным. Мне нужно знать наверняка, чья будет стоять подпись, кто владеет всей
– Постараюсь выяснить, полковник.
– Не постарайся, а выясни точно. Все, можешь идти.
– Есть одно соображение, – Салман поднялся, налил из графина холодной воды в стакан и жадно выпил, будто находился не в кабинете с кондиционером, а в раскаленной пустыне.
Полковник пристально взглянул на Салмана.
– Ну, что еще?
– Мне кажется, ко всему этому делу стоит привлечь еще одного человека. Два – лучше, чем один, и надежнее.
– Кто же этот человек?
– Барби.
– Я сам, Салман, думал о ней, – сказал полковник, правда, не уточнил, в каком качестве он представлял себе женщину по кличке Барби.
– Но она запросит слишком много денег.
– Пусть. Сколько запросит, столько и заплатим, дело того стоит.
Салман еще не осознал до конца, какая широкомасштабная операция готовится, но уже предчувствовал, что работы будет много, и работы невероятно тяжелой.
Ведь предстоит действовать за границей – там, где почти нет своих людей и рассчитывать на постороннюю помощь не приходится. Но Салман за долгие годы работы в секретной службе привык ко всему, и трудности его не пугали.
– Иди. И через неделю…
– Это мало, полковник, – сказал Салман.
– Все должно быть у меня на столе. Я сказал, через неделю.
– Через неделю, так через неделю.
– Кстати, что в Швейцарии?
– Что именно вас интересует, полковник?
– Меня интересуют в первую очередь банки.
– Мы контролируем ситуацию.
– Много денег поступило из нашего государства помимо наших служб?
– Не очень. Меньше, чем до операции «Буря в пустыне» и сразу же после нее. За последнее время пришли деньги лишь на счета самых близких родственников президента, то есть его зятя, двух сыновей и внука.
– Понятно, понятно… – пробормотал полковник, вновь принявшись постукивать золотой авторучкой по столу. – И какие суммы?
Салман вытащил из нагрудного кармана блокнот и назвал несколько семизначных чисел.
– Ну что ж, прекрасно. А как идут дела с поставками новых вооружений?
– Мы тоже многое контролируем. У меня есть информация на китайские ракеты.
– Когда они поступят?
– Это решится в ближайшие дни. И если вас интересует, то я доложу.
– Конечно, интересует. А теперь можешь быть свободен.
Салман покинул кабинет шефа.
А полковник взялся расчесывать седые усы и рассматривать свое отражение в зеркале. Ему чего-то хотелось, но чего – он и сам еще не определил. Он бросил взгляд на дорогие наручные часы, украшенные бриллиантами, – подарок президента за одну удачно проведенную операцию. Стрелки показывали пять. Полковник почувствовал, что проголодался и устал. Разговоры с президентом, а затем и с генералом его изнурили, причем изнурили своей бессмысленностью и невероятным апломбом как первого, так и второго собеседника.
Но
И тогда его, полковника – начальника секретной службы, мгновенно схватят люди из охраны президента, упекут в тюрьму, станут пытать. И вынудят подписать все бумаги, которые ему подсунут.
И поутру, а может, поздним вечером его со связанными руками выведут во внутренний дворик тюрьмы – туда, где все стены белые, а земля устлана каменными плитами. И там ему на шею накинут петлю из толстой веревки, и кто-нибудь, может, тот же Салман, выбьет стул-подставку из-под его ног. Петля затянется, и течение жизни прервется.
Полковник был атеистом. Он не верил, что после смерти предстанет перед Аллахом, и тот его отблагодарит за преданную службу и праведно прожитую жизнь.
Бессмертие души полковник отрицал напрочь и полагал, что со смертью приходят лишь процессы гниения и разложения. И еще он не питал надежд на вечную память о себе.
«Все меня забудут так же, как и я забыл многих – тех, с кем шел по жизни».
Глава 2
В Олеге Мерцалове никто сейчас не смог бы узнать бывшего советского гражданина и тем более – капитана Советской армии. И не одежда изменила его. Сегодня в России люди одеждой практически ничем не отличаются от своих собратьев по разуму, живущих в Европе, Америке или даже в Южной Африке. Лишь только взгляд Мерцалова остался прежним – взгляд серых холодных глаз. Но теперь их предусмотрительно прикрывали очки с легкими пластиковыми линзами, чуть тонированными, отливавшими нежным золотисто-коричневым цветом, хотя очки Мерцалову не выписывал ни один доктор. К чему они человеку, способному попасть из винтовки в спичечную головку с расстояния в сто метров!
Но именно эти очки и довершали образ, с которым свыкся за многие годы Олег Мерцалов. Коротко стриженный, с легкой проседью, идеально выбритый. Если он чем и выделялся среди остальных пассажиров парома, следовавшего из Копенгагена в Осло и носившего гордое имя «Принц Датский», так это смуглым цветом лица – слишком смуглым для блондина, жителя средних широт. Но мало ли где мог загореть человек – совсем необязательно для этого жить на Востоке или в южных странах! Ведь это теперь так просто – сесть в самолет и перенестись из зимних холодов в тропическую жару.
Мерцалов сидел в шезлонге на верхней палубе, где дул пронизывающий морской ветер. Глаза Олега были закрыты, на губах застыла блаженная улыбка. Наконец-то он почувствовал себя в родном климате. Он хоть и прожил последние годы в пригороде Тегерана, но так и не смог ощутить себя своим в исламском мире. Да Мерцалов к этому и не стремился. Чужими оставались горы, так похожие на те, где он воевал в составе советских войск и где попал в плен, круто изменивший его жизнь.
Чужими были пустыни, чужим было слепящее солнце над головой. И самое странное – ему даже не снились места, в которых он жил сейчас. Во сне всегда к нему приходила его прошлая жизнь: русские пейзажи, холодное северное море. Иногда снились бывшие друзья, знакомые, лица которых он успел подзабыть. Поэтому и появлялись они в его снах смутные, словно в тумане.