Двойняшки для Деда Мороза
Шрифт:
Притормозив у моего подъезда, я быстро выскочила из машины, и побежала к двери. Слышала позади себя оклик, но поворачиваться не хотела. Пусть проваливает.
Забежала в подъезд, и в следующую секунду была прижата к стене.
– Выслушай меня, Полина.
– Зачем? Зачем мне тебя слушать? Чтобы ты сказал, какая я плохая, натворила кучу неприятностей и создала тебе проблемы перед всеми этими зарвавшимися мудаками? Так нет же, милый, я не хочу этого слушать. Не хочу снова ощущать, себя виноватой. Хотя… ты уже все для этого сделал.
Неожиданно
– Уходи. Видеть тебя не хочу.
Я начала подниматься по ступенькам, когда Виктор снова меня окликнул.
– Ну что еще?
– Сумку, ты забыла сумку.
Он протянул мой клатч в котором находились ключи и телефон. Я выхватила его и бросив последний взгляд в глаза Беляева, быстро побежала наверх.
По щеке таки скатилась одинокая слеза. И уже после того, как я забрала детвору от бабы Томы и уложила их спать, я сидела на кухне с чашкой горячего чая в руках и горько рыдала. Вообще плакать мне было не свойственно, но иногда, в такие моменты, когда кажется, что весь мир вокруг тебя рушится, хочется в буквальном смысле завыть волком.
А я-то думала, что все начало налаживаться. А нет, это всего лишь небольшая попытка счастья. Очередная. Но снова неудавшаяся.
Глава 17
– Мамулечка, вставай! Мама! Сегодня же тридцать первое декабря. Мамуль!
Варя с Ваней принялись скакать по моей кровати, то и дело задевая меня своими ножками и ручками. Я счастливо улыбнулась, радуясь, что в моей жизни есть два этих прекрасных чуда.
– Встаю-встаю. Сколько время?
– Восемь, мам.
– Господи! И чего вам не спится?
– я сонно прикрыла глаза, собираясь снова заснуть, но мои капризули считали иначе.
– Мам, ну правда же! Пора салаты готовить.
– Ого! И с каких это пор ты в ожидании моих салатов, сынок?
– Ой, мамуль, короче, там к тебе пришли, - решив не юлить, серьезно произнесла дочь.
Я замерла. Ко мне пришли? Кто? Кто мог прийти ко мне тридцать первого декабря? Баба Тома? Вряд ли. Ее наверняка забрал к себе сын на новогодние праздники. Почтальон? Так мне не от кого писем получать. Кто мог прийти? Только один человек, и видеть его сейчас я не хотела.
– Меня дома нет. И, еще раз откроете двери чужому человеку, я в конце концов вас выпорю ремнем. Я понятно сказала?
– Дети здесь не при чем. Не кричи на них, - неожиданно услышала голос черствого Тортика, и тут же вытаращила на него глаза.
– Я не приглашала тебя. Всего доброго.
– Мамочка,
– Да, мам, поговори. А мы пока с Варей придумаем, как его наказать.
– Эй, сиропчики, я вообще-то все слышу, - сообщил Беляев, помахав рукой малышне.
– Вот это, Ванечка, хорошая идея. Идите, думайте.
Дети тут же довольно завизжали, и потерев ладошки в предвкушении, выбежали из моей спальни.
– А ты лыжи кати отсюда. Видеть тебя не хочу.
Я отвернулась к окну, и накрылась одеялом с головой.
– Нам надо поговорить, - произнес он, а я сделала вид, что не слышу его.
Пусть пыхтит, мне все равно.
– Полина, хватит строить из себя обиженку. Я и так знаю, что я виноват.
Я хмыкнула про себя. Как же, знает он.
– Извини меня за то, что посмел обвинять тебя. Просто в тот вечер вес пошло кувырком, и я разозлился.
Я резко отбросила одеяло, а когда вспомнила, что на мне пижама из маечки и коротких шортов, тут же вернула его на место.
– То есть, ты считаешь нормальным обвинить девушку во всех грехах, а потом сказать, извини, погорячился? Я по твоему груша для битья?
– Нет, Полина, я не считаю это верным. И мне стыдно за то, что я позволил себе такое поведение.
– Ты сделал то, о чем я тебе говорила?
Он кивнул и вышел из спальни, а через несколько секунд вернулся с журналом в руках.
– Вот.
Я выхватила из его рук журнал и бросила недовольный взгляд на его обложку. Мои глаза тут же превратились в два огромных новогодних шара.
– Невеста? Беляев, ты с ума сошел?
– А что? По-моему, это лучшее извинение. Нет?
Да уж. Я журналом стукнула себя по лбу. Нет, ну это сто пудов куда лучше, чем «подружка Беляева на новогоднем корпоративе была одета в стиле нулевых, в безвкусных тапочках и испачканном платье. А изюминкой сего вечера стало эффектное падение елки на и без того потрепанную девицу». Да, именно такие слова я увидела на глянце журнала на следующий день после того ужасного вечера. Так ладно бы словечки, ну написали и пофиг. Так нет же, они еще и фото мое опубликовали. Я под елкой, вместо елки тоже я. Вот это уже было обидно. Опозорили меня по всей программе. И ладно, не перед кем краснеть, так это увидели мои дети! Просто я забирала их из сада, мы шли мимо газетного киоска, и на тебе. Я во всей красе.
– Пусть будет лучше так, - сообщила Беляеву отбрасывая журнал в сторону.
– Полина, правда, извини. Я сам мудак. Поступил по-свински.
– Я поняла тебя. Много заплатил?
– За что?
– За переиздание? Не многовато ли, два выпуска за два дня.
– Не поверишь, ни копейки не дал.
– Что ж так? Зажал?
– я прищурила глаза, и нагло осмотрела Беляева с головы до ног.
В костюмчике приехал, словно и вправду жених.
– Просто этому издательству хватит сказать пару слов, и они сделают все, что я захочу. Иначе, я их прикрою.