«Двухсотый»
Шрифт:
Гуля сложила простыни, вытряхнула от перьев наволочку, свернула рулоном одеяло, матрац и отнесла все это комендантше общежития. Та поставила подпись в обходном листе и вздохнула:
— Гулька, как я тебе завидую!
— Я сама, Надюш, поверить не могу, что это всё…
Потом подмела пол в комнате, вымыла с мылом. Ничего после себя не оставлять. Ни пушинки, ни соринки, ни туманных следов дыхания, ни запаха «Красной Москвы», которые подарил ей Валерка. Будто и не было ее здесь вовсе.
Еще раз проверила тумбочку и полки над умывальником.
В женском модуле уже произошла рокировка. Место Гули заняла какая-то вертихвостка из машбюро. Нагло раскатала на ее койке свой матрац, нагло заправила простыни, нагло взбила подушку и водрузила на подоконник дурацкий букет из бумажных подсолнухов. Потом вооружилась банкой с силикатным клеем и пришпандорила к стене журнальные вырезки с портретами Джо Дассена и Владимира Высоцкого. Села на койку, покачалась, скривила физиономию: «Скрипит слишком!»
Гуля не стала прощаться, взяла сумку и молча вышла. Прочь, прочь отсюда, из этого отвратительного модуля, провонявшего непутевым бабьем! Бегом, не оборачиваясь, не оглядываясь — вперед, только вперед!
У входа в казарму Герасимов прощался с ротой. Прежде чем выйти к бойцам, долго чистил зубы ядрено-мятным «Поморином», но запах перегара так и не удалось заглушить. Всю ночь он пил водку, отмечая с друзьями свой отъезд. Пропил все чеки и трофейные афошки. В голове гудело. Раскаленный асфальт качался под ногами.
— Командир!! — хрипел хмельной прапорщик Нефедов, в сотый раз обнимая Герасимова. — Ну как я тут буду без тебя?! Ну ты скажи мне, как я смогу без тебя?! Гад ты за то, что нас бросаешь… Как, блин, я тебя все-таки люблю!!
— Иди, проспись, — строго заметил Ступин, становясь между прапорщиком и Герасимовым.
Прискакал молодой офицер из строевого отдела, принес выписку из указа, орденскую книжку с подписью самого Горбачева и орден Красной Звезды.
— Начальник штаба велел вручить перед строем и в торжественной обстановке, — лепетал офицер, пряча документы и коробочку с орденом за спину, как делают дети.
— Да давай сюда, разберемся! — горланил Нефедов, обхватывая офицера своими длинными руками. — Не в первый раз… Думаешь, мы не знаем, как ордена положено вручать?
Офицер из строевого отдела только прибыл в Афган и потому в самом деле не знал как.
— Чем дырку делать будем? — спросил Ступин.
— Все есть, Саня, не дрейфь… Но сначала положено обмыть… Абельдинов!! Мою личную банку сюда, быстро!
Сержант принес банку с самогоном. Разлили по кружкам. Орден тюкнулся об эмалированное донышко. Чокнулись.
— За тебя, Валера! За нашу шестую роту!
— За вас, ребята!
Герасимов вытащил орден зубами. Капли самогона блестели на его рубиновых лучах. Прапорщик порылся в карманах, вынул автоматный патрон и продырявил им китель рядом с первой Звездой.
— Во! Порядок! — говорил он, хлопая Герасимова по груди. — Дважды орденоносец!
Офицер из строевого отдела пил самогон мелкими глотками и морщился.
— Товарищ старший лейтенант, — сказал Абельдинов, глядя на дно кружки. — А давайте как-нибудь встретимся в Союзе, напьемся вдрызг и вспомним, как вместе на войну ходили, как высаживались на Панджшер…
— Встретимся, Абельдинов, — пообещал Герасимов и обнял сержанта.
— Черт подери, товарищ старший лейтенант… — сломавшимся голосом добавил сержант, отводя глаза. — Я вообще-то считаю себя мужиком нормальным, но… как бы сказать… в общем…
— Да ладно, поплачь, не стесняйся! — разрешил прапорщик Нефедов и положил руку сержанту на плечо. — С кем не бывает…
— Жалко, конечно, что вы уезжаете…
Герасимов пошел по кругу.
— До свидания, Черненко!
— До свидания, товарищ командир!
Герасимов обнялся с солдатом.
— Вы только обязательно напишите нам, когда приедете и устроитесь на новом месте. Хорошо?
— Напишу, Черненко.
— А правду говорят, что вы будете работать в обкоме комсомола?
— Правда, Черненко, правда…
— Давай, командир, держи! Ёпнем по второй, а потом и третий тост, — сказал Нефедов, протягивая Герасимову кружку.
— Прапорщик, иди спать! — процедил Ступин. — Ты уже на ногах не стоишь.
Из медсанбата приковыляли «замок» Гриша Максимов и Гнышов. Оба в синих пижамах. Один с костылем, у другого рука в гипсе.
— Давай, Курдюк, держись, — сказал Герасимов, обнимая механика-водителя.
— Счастливо вам, товарищ командир.
— Баклуха, а ты чего там за спинами прячешься? Иди сюда!
Пулеметчик смутился, порозовел, неуверенно шагнул, вытер руку о хэбэ и протянул ее Герасимову.
— Прощайте, товарищ старший лейтенант!
— Не «прощайте», а «до свидания»! — поправил Нефедов. — Мы все встречаемся в Союзе. Понятно, бойцы? Кому не понятно, зайти ко мне вечером в каптерку — я объясню доходчивей… Не грей кружку, Максимов! В медсанбате небось уже опух от спирта? А? Черненко, мать твою, где гитара? Давай свою коронную: «Я вернулся с Афгана, извините, что цел…» Или как там ты поешь?.. Абельдинов, быстро утер слезы, что ты как на похоронах?